Софья Липатова - Уроборос [СИ]

— Сказал мне тот, кто дал людям энергию, а себе не взял, — усмехнулся Алан, а я зацепился за пошатнувшуюся стену эмоции, всеми потоками встряхивая ее, — так, прекращай.

— Просто позволь мне показать тебе Мир, что ты создал, брат, — улыбнулся я.

Стена захлопнулась, больно обрубая потоки, а я поморщился, отворачиваясь. Вот же. А казалось, что так близко, хоть немного нажать и все. Упрямец. Безнадежный зануда с которым просто невозможно разговаривать. Как с ним женщины спят вообще. Им же еще похлеще, чем мне все эмоции нужны, полный спектр.

— Всевышний, — я повернулся к брату, что положил руку мне на плечо, — твоя самая сильная эмоция гнев? — он хмурился, а я недоуменно кивнул, — А что рождает его?

— Ненависть, — не задумываясь ответил я, — кто-то или что-то вызывает ненависть. Поступком, словом, чем-либо. Мы все же не люди и чувствуем острее гораздо. То, о чем человек завтра может забыть, у меня способно вытащить наружу Пламя.

— Если на одной чаше весов ненависть, что способна вызвать Пламя Всевышнего, то что должно быть на другой?

Сглотнув слюну, я неуверенно посмотрел на лицо брата. Он вот сейчас серьезно? Хочет создать противоположный идеальный спектр, а как это сделать? Но в принципе любую шалость рано или поздно перекроет смерть, так что можно было и попробовать.

— Любовь, Сильнейший. Опережая твой вопрос, если ты хочешь получить только ее — это невозможно. Одного без другого не бывает. Просто мы можем сосредоточиться на том, чтобы уравновесить твою силу и любовь, как это происходит у меня с ненавистью. И для чистоты эксперимента, так как ненависть мою получают все люди, хотя источником является кто-то один сделаем нечто подобное, связав с кем-то конкретным, — кивнул своим же словам я, — как тебе такая идея?

Сильнейший медленно кивнул, но брови его так же остались сведенными.

— Риски есть, но мы же оба понимаем, что как только ты и источник умрете, даже если что-то пойдет не так, все обнулить и мы просто сделаем выводы на следующий раз, — пожав плечами, как можно спокойнее проговорил я, — остается у меня только один вопрос. Как выбрать на ком?

— Честно, — улыбнулся Сильнейший, — ты же знаешь все человеческие пороки? Вряд ли тебе будет очень сложно по потокам понять, какой девушке я нравлюсь.

Рассмеявшись, я откинул голову назад, а Алан недоуменно уставился на меня.

— Ты серьезно думаешь, что в Эписе такая только одна? Ты наивнее ребенка, Сильнейший, — вновь засмеялся я, — ой, я не могу. Он тут у половины Эписа в спальнях может по запаху цвет постельного белья определить, а просит найти одну.

— Хорошо, — Сильнейший поднял ладони в примирительном жесте, — ты прав, тут стоит быть внимательнее. Давай усложним. Я эмоций, конечно, не испытываю, но само человеческое существование их предполагает, так? — я кивнул, прищурившись, — Значит если скинуть стену, то ты по потокам сможешь найти, с кем у Алана, будь он человеком, совместимость что ли. Я не знаю как это назвать, — развел руками Сильнейший, — ты в этом разбираешься лучше меня.

Теплые взаимные эмоции, симпатия, то, что при определенной подпитке смогло бы вырасти действительно в любовь, будь эта ледяная статуя чувствительнее. Я кивнул, давая понять, что знаю, что делать.

— Я должен предупредить, — облизав губы, нервно сказал я, — так как связь будет выстроена на противоположности того, что чувствую я, могут быть неприятные последствия, — размышляя, сказал я, — некоторые сверхчеловеческие вещи могут выйти наружу. Но так как чувство мы берем светлое, то скорее всего оно будет связано именно с каким-нибудь чудодейственным заживлением, поддержанием, успокоением. В общем человеческая любовь но в объемах твоей силы, — как смог, объяснил я.

— У меня начинает складываться впечатление, что ты меня отговариваешь, — улыбнулся Алан.

Рассмеявшись, я потянул за поток, проникая в грудную клетку брата, усиливая тот Пламенем. Сила разрушения, что очищает, открывает и дарует вечную жизнь тому, что мертво.

— Ни в коем случае, — усмехнулся я, — когда еще такое предвидится.

Стена, что Сильнейший держал внутри себя, рухнула, позволяя меня тут же подхватить эмоции на вихре потока. А он у меня оказывается любвеобильный. Жизненные следы мелькали внутри сети, переливаясь всем спектром цветом. Чего здесь только не было: страстные, насыщенные красные нити переплетались с роскошными и сводящими с ума фиолетовыми, утопая в желтых, находящихся просто повсюду, что легко было предугадать из самой сути Сильнейшего. Все это не то. Стараясь ничего не повредить, я искал ту самую, мерцающую и так незаметную на светлом фоне. Чистую. И я нашел.

Белая нить, переплетаясь с фиолетовой, немного светящаяся тянулась, практически достигая той, что станет источником. Они были похожи, хотя был уверен, что брата придется обмануть. Общие черты все же нашлись среди его людишек. Робкая, совсем тонкая, готовая в любую секунду оборваться, словно паутинка, ниточка лишь слегка касалась возможного светлого чувства Алана.

Переплетая связь потоком, я потянулся туда, где внутри человеческого тела была заключена божественная сила создателя. Сильнейший, тот, кто хранит равновесие между миром живых и мертвых, олицетворение бесконечности и вечности бытия, вздрогнул от затянувшейся внутри струны. Моя работа была окончена. Я лишь смотрел, как только что практически невесомые нити, плотно прилегали друг к другу, наливаясь и расширяясь, оттесняя другие, растягиваясь, переплетаясь до конца их дней. Улыбнувшись, я вытянул поток, подхватывая пошатнувшегося Сильнейшего под подмышки.

— Ну как? — любопытство мучило меня, — Что чувствуешь?

Сильнейший кашлянул, поморщившись.

— Честно? Пока понятия не имею.

Подпрыгнув, я радостно ударил брата по плечу.

— Ты просто отходишь еще, все нормально. Не омрачить тебе, о Сильнейший, силу моего величия, — помпезно заявил я, запрыгивая на стол, — все, я за вином. Я стал создателем! Ура, ура, — и спрыгнув на пол поспешно направился в погреб.

Спектр человеческих эмоций, что обрушился на меня, пока лишь вызывал зуд и раздражение. Если бы можно было запустить пальцы себе в мозги, с удовольствием расчесал бы там все. Ощущать собственное несовершенство, скудность, ничтожность, осознавать, что ты всего лишь кратковременная искра во времени. Наверняка люди не чувствуют этого. Но все же связано с силой.

Тряхнув головой, я поднялся, растворяя щепки в пространстве, возвращая их в тот вид, что был до истерики Оливера. Закружившись в воздухе, они вновь гладким ящиком наполненным бумагами, послушно легли в стол. Так то, конечно, было гораздо лучше. Даже шум в голове немного утих. То, что сама моя суть никуда не делась после эксперимента Оливера радовало.