Эми Бартол - Рожденная второй [litres]

Его привезли сюда и подвергли обработке в десять лет. Тогда он, наверное, считал, что прибыл служить благому делу.

– Как думаешь, мне все равно придется выступить?

Хоторн смотрит вверх и морщится. Воздух кишит транспортниками. Они отчаливают из доков. Выглядит так, словно ветер срывает с каменных деревьев листья.

– Кажется, твоя пресс-конференция отменяется – дронов с камерами нет. Никогда не видел, чтобы одновременно мобилизовали столько воздушных казарм. Похоже, они собираются нанести ответный удар. Здесь еще не бывало так пусто, особенно в День Перехода. Как будто мы остались одни.

– А как обычно все проходит?

– Обычно в очереди на обработку стоят тысячи детей. Некоторые плачут – их слишком юными разлучили с домом. Но другие держатся стойко. Может, надеются вписаться сюда так, как не получалось с семьями.

– А ты был из каких? – осторожно интересуюсь я.

– Из последних.

По широкой мощеной дорожке, ведущей к черной стене, что окружает этот исполинский лес, мы пересекаем площадку. Чтобы увидеть верхушки, приходится запрокинуть голову. В центре стены – ворота из трех створок в виде золотых мечей. Высотой, должно быть, с пятиэтажный дом. Меч посередине – древний, из доядерной эпохи. Он на пятую часть выше тех, что стоят у него по бокам.

Загадочные врата в заколдованный лес.

Вдоль дорожки стоят вооруженные солдаты. Хоторн притормаживает возле одного из них. Достает из кармана небольшую белую марку в целлофановом пакетике и предлагает воину:

– Чет?

Солдат озирается, словно проверяет, не видит ли кто.

– Спасибо. – Небрежно забирает пакет и прячет в отделение на оружейном поясе.

– Где кандидаты на Переход?

– Их нет. Всех развернули. Никто не войдет в эти стены, кроме второрожденной Сен-Сисмод. Это приказ Просветленной.

Хоторн хмуро смотрит на меня:

– Почему только она?

– Начальство обеспокоено проверкой на благонадежность. Метки таинственным образом вышли из строя. Все с ума сходят. Мы не можем проверить кандидатов, потому никого не принимаем. Идентификаторы сломаны. Кто угодно может прийти к воротам и заявить, что он Меч, а доказать личность невозможно. Теперь это проблемы Ценза.

– Спасибо, – кивает Хоторн. Он явно на взводе.

Мы идем дальше.

– Что за чет? – спрашиваю я.

– Помогает расслабиться, когда сам не в состоянии. Кладешь в рот, он растворяется, и жизнь налаживается.

– То есть наркотик?

– Да нет же. К чету не привыкаешь. И не смотри так заносчиво! Придет день, когда он и тебе пригодится. А нет – так повезло. Можешь потратить его, чтобы что-то раздобыть.

– Типа информации.

– Типа того.

Чем ближе к базе, тем заметнее оборонительные меры. По поверхности стены, окружающей базу, расходится рябью переливчатый щит. Скорее всего, работает он тоже на термоядерной энергии. Сжимаюсь от страха: такая защита против ИТГ не устоит.

– Вся наша оборона построена на термоядерной энергии? – спрашиваю я.

Хоторн приостанавливается и поворачивается ко мне.

– Почему ты спрашиваешь?

– И все-таки?

– В основном, да.

– Ее можно перевести на другой источник питания? Например, водородный?

– Зачем? У водородных элементов потенциал и срок службы в десять раз меньше, чем у термоядерного синтеза.

Внезапно центральная створка ворот опускается к расположенному на земле Золотому Кругу.

Солдаты на той стороне наставляют на нас термоядерные винтовки.

Мы подходим к прекрасному Золотому Кругу. В его центре высится старинный меч. Хоторн снимает черную перчатку и подносит метку к свету, исходящему из золотой рукояти. Серебряную метку сканируют. Поверх рукояти проецируется голографическое изображение Хоторна, внизу мигают номер подразделения, ранг и прочая информация.

– Чертовски красив, правда? – шепчет Хоторн.

Я тихонько отвечаю:

– Я бы на такого не стала «заслуги» тратить…

Хоторн удивленно приподнимает брови и, похоже, хочет что-то добавить, но один из солдат у ворот обращает на меня внимание.

– Просканируйте метку для обработки, – раздается гулким эхом его голос.

Поднимаю руку тыльной стороной вверх. Метка не светится, только родинка-корона розовеет на коже.

– Она повреждена после нападения. Кажется, ее замкнуло.

– Просканируйте метку для обработки, иначе я применю транквилизатор.

Следую приказу. Мою руку сканируют, но изображение не появляется. Первый солдат кивает другому, который держит наготове ружье с транквилизатором. Пульс резко ускоряется.

– Это Розель Сен-Сисмод! – сердито кричит Хоторн. – Просто посмотрите на нее!

– Может, так. А может, она шпионка, которой сделали пластическую операцию, чтобы она стала копией второрожденной Сен-Сисмод. – Боец сплевывает на землю.

Хоторн тычет в меня рукой:

– Да вы же видели ее тысячи раз! Обработайте ее и выдайте новую метку!

– Я видел ее чаще, чем ходил посрать. И наши враги тоже! Нельзя проводить обработку без сканирования. Мы не выдаем новые метки. Теперь это проблемы Ценза.

При одном лишь упоминании Ценза я начинаю задыхаться от страха. Хоторн подходит ко мне и закрывает собой от солдата. Но я не привыкла прятаться, поэтому встаю рядом.

Он хмуро смотрит на ворота:

– Неужели мы без них не разберемся? Это дело второрожденных.

Вдруг из-за спин солдат выходит безупречно одетый мужчина. Его наряду позавидовал бы даже самый элегантный перворожденный из дружков Габриэля. Длинный плащ черной кожи специально скроен так, чтобы выставить впечатляющую фигуру в лучшем свете. Он достигает середины икр в отполированных до зеркального блеска черных ботинках. Под плащом у незнакомца белая классическая сорочка с шелковым отливом и брюки, так же прекрасно сшитые, как и плащ.

Но татуировки у него возле глаз наводят на размышления. У внешних уголков берут начало выбитые навечно тонкие черные линии, изгибающиеся к вискам. Они делают его похожим на смертоносного кота. Я знаю, что означают эти тонкие, как бритва, полоски. Каждая из них – это зарубка смерти. Агент Ценза успешно выследил и казнил по меньшей мере пятьдесят человек. Скорее всего, третьерожденных и их сообщников.

– И кто это к нам пожаловал? – интересуется цензор, заложив руки за спину. Посмеиваясь, он выходит из золотой арки. – Неужели знаменитая Розель Сен-Сисмод? Дорогая, что же привело тебя в нашу обитель? Почему тебя обрекли на столь адское существование? С твоей-то родословной можно было подыскать более подходящую должность. – Он останавливается передо мной, ухмыляясь, словно помешанный клоун.

Агент по-настоящему красив, точно какой-нибудь древний король. Ему за двадцать, он высокий и грациозный, словно сошел с рекламного проспекта Алмазов. У него привлекательный высокий лоб и острый подбородок, а вот улыбка подвела. Четыре верхних передних зуба заменены стальными, как и большинство нижних зубов. Он изучает меня совершенно жутким взглядом, и я изо всех сил стараюсь не реагировать.