Мари Пяткина - Тень последней луны

— Ты уведёшь меня отсюда? — спросила Веля.

— Нет. Неужели ты думаешь, что попала бы в это место без особой нужды? Ты должна кое-что сделать.

— Что же?

— У твоего отца осталась шкура братца. Её необходимо украсть и сжечь. Пепел собрать. Братец поглотил столько силы, что пепел его шкуры сможет то, что при жизни не смогли бы сделать все Дети, соберись мы вместе — открыть гробницу первозверя.

— Кого?!

— Первозверя. Она здесь. В катакомбах. Ты обязана её найти и открыть, до третьей луны осталось очень мало времени.

— Пол, — с отчаянием сказала Веля. — Меня так стерегут!

— Лги, — коротко сказало Дитя Ночи. — Хитри. Ты же баба. Вотрись в доверие к отцу и к этому ничтожеству, приставленному для охраны.

— Как?!

— Придумай, какой-то мозг у тебя имеется.

Слова Пола были жестоки, но он тут же нежно лизнул её в шею, щёку и в губы. Сердце у Вели забилось быстрее.

— Мне пора, пусти, — приказал зверь.

Стоило ей разжать руки, как он спрыгнул с кровати и растаял в темноте.

Стоило какому-нибудь дровосеку заглянуть сюда, как с ним непременно случалась беда: либо топор соскакивал с топорища и вонзался в ногу, либо подрубленное дерево падало так быстро, что его зашибало насмерть, а плот, в который попадало хоть одно такое дерево, непременно шел ко дну вместе с плотогоном. Наконец люди совсем перестали тревожить этот лес, и он разросся так буйно и густо, что даже в полдень здесь было темно, как ночью.

Вильгельм Гауф

Он брёл за зверем, словно по пояс в воде, так тяжело двигались ноги. Пытался позвать, объяснить, что поступал как должен — и ни слова не мог вымолвить. Огненный хвост с белым кончиком мелькал, всё углубляясь в подземелье, пока не скрылся, и вместе с ним ушли искры, и он остался один в кромешной тьме, не зная, куда идти, ни в состоянии шагу ступить, а где-то вдалеке нарастал грохот. Это мчался по туннелю сметающий всё на своём пути поток воды.

Скер проснулся, отдышался и вытер лоб. «Всё оттого, что уснул не у себя» — подумал. Оглянулся на окно — там светало. Тёмное небо на востоке выцвело до грязно-голубой бледности, уже желтевшей от первых солнечных лучей с краю, но бледные луны всё ещё висели на небосклоне, большая и малая, почти сошедшиеся в одну.

Женщина спала, волосы разметались по подушке. Он взял одну прядь, гладкую, как шёлк, сжал в пальцах. Если закрыть глаза, можно представить другие волосы, прямые и русые. Провёл по мягкой коже плеча. Вчера, когда он пришёл после ужина, она не слишком обрадовалась, впрочем, удивлённой не выглядела и прислугу отослала. Какое-то время они молча стояли по разные стороны столика в её гостиной и смотрели друг на друга. Впрочем, всем было понятно, что должно произойти. Потом она, так же молча, открыла двери своей спальни, вошла, и закрывать не стала. Уже король запер.

Оказалось, под маской холодности пряталась исполненная желаний женщина. На пике наслаждения она так сильно тянула его к себе, что сломала ногти на безымянном пальце и на мизинце и поцарапала ему спину.

Вот и сейчас он повернул её, та податливо прижалась, потянувшись к теплу его тела, сонная и мягкая, но ресницы дрогнули, тёмные глаза посмотрели и губы улыбнулись. Разбудил. Он закрыл её рот поцелуем, Леяра обвила его руками за шею и ногами за бёдра, обволакивая собой, и на какое-то время они стали одним.

Потом Скер, ещё по-утреннему небрежно одетый, стоял на краю террасы и смотрел в подзорную трубу, как блестит в лучах взошедшего солнца море. Еле видные, тянули сети рыбачьи баркасы, прошёл грузовой корабль союзного владыки Теталла — это везли в Трейнт уголь.

Дочь плавала так далеко в море, что впору было начинать тревожиться, если бы он не видел, как она ловка. Или беспокоиться, что она уйдёт вплавь, потому что, когда король глядел, как ровно и ритмично она выбрасывает руки, понимал, что может. Но на этот случай при дворце на мелких работах держалось несколько ганцев, король позаботился о том, чтоб они встречались дочери в кухне, во дворе, на террасе.

Скер не верил, что она попытается бежать, чужое воспитание пока ещё слишком сильно влияло, она не станет подвергать опасности каких-то бедолаг, для которых и смерть — избавление от мук. Великие стихии, да кто и когда про это думал?! Но хоть что-то было ему на руку.

Отношения с самого начала не заладились и неизвестно, отчего. В конце концов, Скер, стихии видят, сделал всё, что мог. От неприятностей спас, забрал домой, дал прислугу, содержание, отдал покои матери, все её драгоценности, которые так и лежат без дела, подыскал достойное и несложное занятие, способное развить ум, приобщить к делам Трейнта и подготовить к будущему. Он терпеливо ждал если не любви, то хотя бы благодарности и понимания, прощая нелепые выходки, хотя терпение никогда не было его добродетелью. Всё-таки дитя росло непонятно где, вниманием обделенное. И без надлежащего присмотра из всех тех зёрен, что были закопаны, произросли не самые полезные.

Он пытался расспрашивать дочь о том мире, про обычаи, устройство. Он каждый день пытался поговорить, объяснить, что зверь ей мешает, и всякий раз натыкался на стену непонимания. Даже отцом его не назвала ни разу, только «ваше величество». Тогда он стал приказывать: надень, явись, займись. Дочь всё делала, но, кажется, в любой момент могла глупо и бесхитростно взбрыкнуть. Ум королю говорил, что следовало укоротить поводок, но сердце у него тоже было, и оно говорило, что следует подождать.

Тем временем, последний зверь бродил неизвестно где. И его обязательно следовало достать и уничтожить. Особенно теперь, когда Скер знал, как. Он носил с собою табакерку из красного золота, иногда доставал из кармана и вертел в руках, рассматривая староземское литьё. Вот и теперь король отложил подзорную трубу и достал табакерку из кармана халата.

Снизу, по всей её окружности плескалось море в мелких барашках волн, по центру — обе луны, большая и малая, чередовались с солнцем, а сверху сияло звёздное небо, каждая звезда — крохотный камушек. Крышка садилась так плотно, что запаха тлена не было слышно. Только когда Скер откинул крышку, оттуда ударило вонью от усохшей и почерневшей птичьей головы с открытым клювом. С минуту он рассматривал тёмную корочку обращённого к нему усохшего глаза, затем снова закрыл крышку и спрятал в карман свою смертоносную игрушку.

Зверь должен умереть. А значит, в дальнейшем его отношения с дочерью могут ещё больше испортиться, включая полный разрыв. Скер раз за разом представлял себя на её месте и спрашивал, что бы сделал, если бы кто-то убил его зверя в тот момент, когда он готов был идти за ним на край света. Ответ был один — убил бы в ответ. С этим надо было что-то делать, но что?