Урсула Ле Гуин - Техану. Последняя книга Земноморья

Ночью, придавая телу то положение, в котором оно будет опущено в могилу, знахарка, опустившись на колени, положила в раскрытую левую ладонь мага крохотный магический узелок — полоску выделанной козьей шкуры, перевитый разноцветными нитками. Увидев этот комочек, маг Ре Альби тут же отбросил его прочь концом посоха.

— Выкопана ли могила? — спросил волшебник из Порт-Гонта.

— Да, — ответил волшебник из Ре Альби. — На кладбище моего властелина, — и он махнул рукой в сторону поместья.

— Понятно, — сказал портгонтиец. — Но мне кажется, нашего мага следует похоронить со всеми почестями в городе, который он спас от землетрясения.

— Мой повелитель настаивает на том, чтобы эта честь была предоставлена ему, — не сдавался молодой маг.

— Но ведь… — начал было портгонтиец и тут же умолк, не найдя достаточно веского аргумента в свою пользу и не желая спорить попусту. Он взглянул на покойного и сказал с сожалением и горечью в голосе:

— Придется похоронить его безымянным. Я шел всю ночь и все же опоздал. Огромная потеря стала от этого еще больше!

Молодой маг промолчал.

— Его звали Айхал, — сказала Тенар. — Он пожелал быть похороненным там, где лежит сейчас.

Оба мага взглянули на нее. Молодой, увидев средних лет крестьянку, молча отвернулся. Портгонтиец присмотрелся к ней и спросил:

— Кто ты?

— Здесь меня знают как Гоху, вдову Флинта, — ответила она. — Кто я, узнай сам, с помощью своего искусства. Мне незачем тебе это говорить.

Услыхав такие речи, маг из Ре Альби удостоил ее краткого взора.

— Следи за языком, женщина, когда говоришь с сильным мира сего!

— Постой-постой, — вмешался портгонтиец, жестом успокаивая своего оскорбленного собрата по профессии и одновременно пристально вглядываясь в лицо Тенар. — Ты была… Ты некогда была его ученицей?

— И другом, — добавила Тенар и молча отвернулась. Она услыхала гневные нотки в своем голосе, произносящем это слово — «друг». Тенар опустила взгляд на своего друга, потерянного и безмолвного — хладное тело, подготовленное к погребению. Они стояли над ним, живые и полные сил, от них исходили волны гнева, непримиримости и презрения, а отнюдь не дружелюбия.

— Извините, — сказала она. — Эта ночь вымотала меня. Я была с ним, когда он умер.

— Не хочешь ли… — начал молодой маг, но его внезапно оборвала на полуслове тетушка Мосс.

— Она была. Да, она была с ним, — почти что выкрикнула старуха. — Она одна, больше никого не было. Он послал молодого Таунсенда — торговца овцами, чтобы тот передал ей его зов, и Огион не позволял себе умереть, пока она не пришла, и встретил он свою смерть именно там, где желал быть похороненным — здесь, у молодого бука.

— И он сказал тебе… — начал портгонтиец.

— Свое Имя. — Тенар взглянула на чародеев и увидела то, что и ожидала увидеть: недоверие старшего и презрение на лице младшего. Это спровоцировало ее на очередную дерзость.

— Я произнесла вслух это Имя, — сказала она. — Может, мне повторить его для вас?

По выражению их лиц Тенар, к своему ужасу, поняла, что попала в точку: они и впрямь не обратили внимания на ее слова и не расслышали произнесенное ею Настоящее Имя Огиона.

— Да-а! — сказала она. — Воистину настали смутные времена. Слыхано ли, чтобы т ак ое Имя было пропущено мимо ушей! Разве умение слушать — не часть Искусства Магии? Ладно, повторяю: его звали Айхал. Его имя во смерти — Айхал. В песнях он будет известен под именем Айхал. Если, конечно, кто-то еще складывает песни. Он был молчаливым человеком. Теперь он замолчал навеки. Быть может, не будет больше никаких песен, наступит мертвая тишина. Не знаю. Я очень устала. Я потеряла отца и лучшего друга.

Тут у нее к горлу подступил ком, она замолчала и повернулась, чтобы уйти. Тут Тенар увидала на тропинке сделанный тетушкой Мосс амулет. Она подняла его, встала на колени у тела покойного, поцеловала открытую ладонь левой руки мертвеца и положила на нее узелок. Не вставая с колен, Тенар еще раз взглянула на двух чародеев и мягко спросила:

— Теперь вы понимаете, что его нужно похоронить здесь, у бука, как он сам того пожелал?

Сначала кивнул зрелый мужчина, затем юнец.

Поднявшись с колен, женщина отряхнула юбку и пошла обратно через луг в призрачном свете раннего утра.

«Жди», — сказал ей Огион, теперь уже Айхал, перед тем, как ветер смерти унес его душу. «Кончено… все изменилось, — прошептал он и добавил: — Жди, Тенар…» Но он не сказал, чего она должна дожидаться. Возможно, Изменения, которое он предвидел или предчувствовал. Но какого Изменения? Имел ли он в виду свою смерть, свое расставание с жизнью? Но старый маг говорил об Изменении радостно, торжествуя. И он велел ей ждать.

— Что мне еще остается делать? — спросила она себя, подметая хижину мага. — Мне всегда только и оставалось делать, что ждать. — И она обратилась к своим воспоминаниям о нем: — Должна ли я ждать здесь, в твоем доме?

— Да, — кивнул, загадочно улыбаясь, Айхал Молчаливый.

Она не торопясь подмела дом, вычистила очаг и просушила матрасы. Затем выбросила несколько треснувших тарелок и прохудившуюся кастрюлю, обращаясь с ними, однако, с должным почтением. Тенар даже прижалась щекой к одной из треснувших тарелок, перед тем, как положить ее в мусорную кучу, ибо она была живым примером того, что старый маг в последние месяцы чувствовал себя крайне неважно. Хотя Айхал был аскетом и жил не богаче последнего крестьянина в деревне, он никогда, пока позволяло зрение и здоровье, не стал бы есть с треснувшей тарелки и пользоваться прохудившейся кастрюлей. У Тенар щемило сердце, когда ей попадались на глаза подобные свидетельства его слабости. Она корила себя за то, что не была рядом со старым магом в самые трудные минуты его жизни.

— Мне это пришлось бы по душе, — взывала она к его образу в своем сознании, но он не отвечал ей. Старик никому бы не позволил приглядывать за собой, кроме себя самого. Неужели он сказал бы ей: «У тебя есть дела и поважнее…»? Она не знала. Маг молчал. Но в одном Тенар была твердо уверена: она должна до поры до времени оставаться здесь.

Шенди и ее пожилой муж, Клирбрук, который жил на ферме в Срединной Долине много дольше, чем сама Тенар, присмотрят за овцами и огородом. Другая супружеская чета — Тифф и Сис — позаботятся о посевах. Остальное хозяйство не требует каждодневного присмотра и подождет до ее возвращения. Жалко лишь, что соседские ребятишки оборвут всю малину. Тенар так ее любила. Ведь здесь, над Обрывом, постоянно дуют ветры с моря, несущие с собой холод, и малина тут не приживается. Но на старом персиковом дереве Огиона, что росло в укромном уголке дворика, висели восемнадцать бархатистых плодов, и Ферру глядела на них, как кошка на сметану. Однажды она подошла к Тенар и сказала своим хриплым, глухим голоском: