В Брайсленд - Дочь творца стекла

— Ни сестер тут, ни братьев, опустела семья,

Мне не к кому обратиться!

По бледной щеке покатилась слеза,

И сердце готово разбиться.

Ритм песни был заразительным. Риса улыбалась. Несколько зрителей уже подпевали простую мелодию.

— Он хорош! — удивленно сказала она Мило.

— Это не все.

— В свете лун одиноко она стоит,

Как по мне, на богиню похожа.

— Боги, слушайте, им никто не навредит! —

Кричит Риса, дочь стеклодува.

Она перестала постукивать ногой от звука своего имени. Она еще не слышала свое имя на публике, еще и в песне. Даже в свете полуденного солнца она ощутила холодок на плечах. Она посмотрела на Мило, он улыбался другу и качал головой в такт. Не сразу она смогла расслышать в звоне колокольчиков, монет и лютни слова песни:

— В ту ночь Портелло гул сотрясал.

И падала черепица.

Боялся кузен, а слуги бежали,

Но Риса тогда заявила:

— Своей казе я погибнуть не дам!

Отец показал ей, что делать.

Под взглядом зевак, она рог взяла,

О, храбрая дочь стеклодува!

Тот звук из глубин всех вокруг оглушил,

Когда она в рог чудесный подула.

— Казарра тут я! — звенел ее крик,

Кузена власти лишила.

Она казу спасла в ту темную ночь,

Уцелели и камни, и стекла,

И люди вокруг запели про дочь,

Про бесстрашную дочь стеклодува!

Не было фона для выступления лучше, чем развалины Портелло. Толпа захлопала в конце песни, Рикард пару раз поклонился, опустил лютню на землю и стал помогать Тане собирать монеты, которые еще бросали зрители. Мило свистнул, перебивая шум.

— Мило! Риса! — Таня подпрыгнула при виде них. Она указала Рикарду на них, но Риса застыла в ужасе. Она не хотела видеть Рикарда, и чтобы он видел ее. Он пел о ее жизни, но он не имел на то права.

Поздно. Рикард просиял, пошел сквозь толпу в их сторону. Он поднял руки.

— Тихо! Тихо! — сказал он. — Я — Рикард, Поэт народа, но я просто записал события. Я рад представить вам свою музу, свою богиню на земле…

— О, боги, — выдохнула Риса.

— …и, о, я хотел бы, чтобы она была больше этого, я хотел бы ухаживать за ней, — толпа рассмеялась. Мило поджал губы, Риса думала, что смотрела в зеркало, ведь его лицо выражало ее гнев. — Для меня честь представить дочь стеклодува Рису, казарру Диветри!

Толпа озиралась в поисках героини песни. Рикард добрался до нее, опустился на колени у ее ног. Аплодисменты утихли.

— Помоги мне встать, светлая казарра, — сказал он, чтобы слышала вся толпа, — и я узнаю, понравились ли тебе мои хроники твоего триумфа, — он протянул руку, ожидая, что она сожмет его ладонь и поднимет его на ноги.

Если она так сделает, толпа умилится и захлопает. Она будет унижена. Она не ощущала щедрости к этому барду. Он был перед ней как возлюбленный, и от этого грудь сдавило, она яростно дышала. Она не успела понять, что делала, опустила ногу на его плечо. Она толкнул поэта ногой, и он растянулся на камнях.

— Мне не понравилось! — рявкнула она.

Люди вокруг нее притихли. Рикард смотрел на нее с земли с удивлением. Один из зрителей рассмеялся. Потом другой. Вскоре присоединились другие, вся толпа взревела от смеха. Риса миг ощущала удовлетворение.

Рикард оглядел толпу, смутился и поднялся на ноги. А потом сам рассмеялся, будто шутка была его.

— Я всегда любил девушек с огоньком! — он повернулся, поднял руки к небесам.

Мило направился к Рикарду, но его кружение мешало добраться до него. Когда Рикард остановился перед ней и склонился для поцелуя, Риса не выдержала и ударила его по лицу. Толпа рассмеялась снова, но в этот раз они смеялись не над Рикардом. Они смеялись над ними обоими, на то, что они выглядели как ссорящаяся парочка. Ее отрицания все только ухудшат.

Пока Мило пытался увести рифмоплета, она повернулась и пошла по верхнему мосту как можно быстрее. Риса старалась сохранить достоинство, хотя ее лицо пылало.

20

Уличный артист — как вредитель. Такие возникают в мокрых местах, много едят, и когда их давишь, еще дюжина спешит на их место.

— Шарлоко да Сперанца «История театральных традиций»

— Уйдите! — сказала она в третий раз. Она отражалась в тарелках и чашах в ее комнате. Она впервые заметила, что ее волосы выбились из прически.

— Это я. Мило, — услышала она из-за двери.

Она представила его на другой стороне, он тревожился. Она не злилась на Мило, но не хотела, чтобы он видел ее в гневе.

А она была в гневе. Только то, что творения из стекла были ее, мешало ей бросить их, пошуметь.

— Уходи.

— Я не уйду. Можешь меня впустить, — ее ярость не утихла от его слов. — Ничего страшного, если ты плачешь.

— Я не плачу! — заорала она. Ее гнев был раскаленным, эмоции спутались и не давали плакать. Ее лицо было красным, но она не пролила ни слезинки. — Я просто хочу побыть одна!

— Я должен объяснить про Рикарда, — сказал он. — Прошу, впусти меня.

Было бесполезно притворяться, что она злилась на Мило, когда он минуты назад пытался защитить ее от Рикарда.

— Я не могу впустить тебя в комнату одного, — сказала она, пытаясь прогнать его. — Это неприлично.

— Со мной Камилла.

Риса услышала голос его сестры в коридоре:

— Я отошла всего на десять минут. Десять! Я не знаю, как ты мог это допустить. Серьезно!

Они хотели войти. Она отперла дверь.

— Пока не спросили, — предупредила Риса, — я не плачу. Я просто злюсь.

— И я тебя не виню! — Камилла прошла за ней в комнату и закрыла за собой дверь. Она хмурилась. — Рикард не давал ей покоя с вчера, Мило. Почему ты поддержал его?

— Я его не поддерживал! Ты знаешь, какой он!

— Как бы там ни было, — Камилла села рядом с Рисой в кресло. Она злилась, но ее голос был нежным, мягче обычного. — С Рикардом многим сложно.

— Он пел новую песню, и это ее расстроило, — объяснил Мило.

Камилла растерялась.

— Плохую о пиратше?

— Плохую обо мне, — с пылом сказала Риса. — О смелой и бесстрашной дочери стеклодува, богине в белом.

Камилла изобразила возмущение.

— Серьезно? Боги. Мило! Это любого расстроило бы.

— Он пришел с Амо! Я его не звал! — возмутился Мило. — Ты была там, когда он начал ее писать!

— Я не обращаю внимания на него и его песни, — это были самые недовольные слова от Камиллы. — Не стоит и тебе, — мягче сказала она. — Он — дурак.

— Мне не нравится, как он на меня смотрит. Он будто влюблен!

— Он играет, — сказала Камилла.

— А что такого с тем, как он на тебя смотрит? — напряженно сказал Мило. — Кому-то не из Семи и Тридцати нельзя смотреть на Диветри?

— Нет. Ты знаешь, о чем я, — парировала Риса, злясь, что он такое подумал.

— Я просто не думаю, что казарра должна вести себя так… надменно.