Мара Вульф - Книга ангелов [litres]

– Тзедек, – шепчу я в его губы, и тело Люцифера вздрагивает. – Я тоже тебя люблю, – беззвучно говорю я. – Но не могли бы мы обсудить это попозже?

Я поднимаю свои бедра, упираясь в него. Если он не начнет двигаться, мне придется что-нибудь сломать. Я так его хочу.

– Могу ли я тебе сейчас приказывать?

Он смеется.

– Это должно работать. Ты можешь требовать от меня всего, что только пожелаешь.

– Ну, тогда…

Он берет мое лицо в свои ладони.

– Такая нетерпеливая, моя смелая воительница?

Он двигает бедрами, и я сгораю от желания, обнимаю его ногами и еще сильнее прижимаю к себе. В это мгновение Люцифер все-таки тоже теряет самообладание. Он рычит и начинает двигаться, все глубже проникая в меня. Его руки и губы, кажется, во всех местах одновременно. Он целует мое лицо, мою грудь, мой живот и бедра. Его движения становятся все ненасытнее, он больше не сдерживается. Его пальцы цепляются за мою горячую кожу. Наши тела, наконец, переплетаются друг с другом. Я чувствую себя так же, как и в наш первый раз, но в то же время мне намного лучше. Потому что все маски сорваны. Потому что он позволяет мне видеть, что чувствует. Потому что это – то, чего мы хотели все это время. Его мышцы напрягаются, мое сердце бьется так, будто вот-вот выскочит из груди, и я чувствую огонь и искры пламени между нами. Я чувствую искупление, когда Люцифер шепчет мое имя.

Когда я снова прихожу в себя, он лежит на мне. Даже в своих самых смелых фантазиях я не могла себе представить, что буду лежать с ним сегодня в этой кровати. Снова переживать все это с ним.

– Я люблю тебя, – говорю я, целуя его плечо.

Остаток ночи он обнимает меня. Даже когда я вижу сны, я чувствую на себе его нежные пальцы и губы на моей коже. Но в этот раз я знаю наверняка, что это не сон, а действительность. Что это навсегда.

На следующее утро нас будит громкий стук в дверь. Люц ворчит и притягивает меня к себе. Но его тело уже проснулось. Я отчетливо ощущаю это своей спиной и с трудом удерживаюсь от того, чтобы весело покачать головой.

– Вам уже пора выходить, – требует Семьяса. – Люди хотят вас видеть. Они хотят отпраздновать вместе с нами.

– Мы не хотим праздновать, – отвечает Люцифер. Его руки уже ласкают мое тело.

– Я принесла красивое платье для Мун, – напевает Лилит.

– Голой она мне нравится больше, – громко и четко сообщает Люцифер.

– Позже ты сможешь его снять, – отвечает Сэм. – Но сейчас вы хотя бы на час нужны нам одетыми.

– Это слишком долго, – информирует их он.

Эти ангелы просто невозможны. Однако эта кровать и вправду весьма уютная.

– Выходите уже, голубки, – умоляющим тоном просит Лилит. – У нас еще много работы.

– Исчезните уже. – Люц крепче заворачивает нас в одеяло. – Я всю ночь работал.

Он и вправду только что это сказал?! Я краснею, а Люцифер довольно улыбается.

Гулкий смех Семьясы раздается из-за двери.

– Мы не эту работу имеем в виду, брат.

Я хочу встать с кровати, но Люц крепко меня держит и убирает взъерошенные пряди с моего лица.

– Как ты себя чувствуешь?

– Так, как будто кто-то написал на двери школьного туалета что-то вроде «Мун отдалась Люцу».

Он смеется и опускает лицо на мою шею.

– Я могу это устроить.

– Даже и не думай, – смеюсь я себе под нос, отстраняюсь от него и сажусь на кровати. Уместно ли быть такой счастливой, когда погибло столько людей? – Я думаю, они сохранят нашу тайну.

– Это больше не будет тайной, когда ты выйдешь из этой комнаты. Я не хочу хранить это в тайне. – Люц притягивает меня обратно к своей груди и целует так, что я снова боюсь, что мы сегодня действительно не вылезем из кровати. Громкий стук в дверь отрезвляет нас.

– Ее мать сейчас придет сюда с половиной Братства, – информирует нас Балам. – Если вы не хотите, чтобы женщины увидели вас голыми, наденьте уже что-нибудь и выходите.

Люцифер с неохотой меня отпускает.

– Это всего лишь моя мать, – возражаю я. – Она теперь не посмеет вмешиваться в мою жизнь.

Люцифер гладит меня по щеке и целует мои шрамы. Я и не припомню, сколько раз за прошлую ночь он сказал мне о том, какой красивой он меня считает. Этот мужчина – мастер преувеличений, но мне сложно не верить ему, когда он так открыто и честно на меня смотрит.

– Она собирается требовать что-то для города, – говорит он. – Она просто неумолима. Теперь я знаю, в кого ты такая смелая и упрямая.

– Я не упря…

Он, улыбаясь, поднимает брови и заставляет меня замолчать.

– Может быть, я просто чуть-чуть более упертая, чем другие люди, – признаю я.

– Ей, должно быть, было невероятно тяжело отправлять тебя и Стар на эту войну. Я никогда этого не забуду.

Я еще не совсем ей это простила, и, кажется, по моему молчанию он это понял, ведь он ничего больше не говорит. Я встаю, заворачиваюсь в простыню, нахожу свое белье на полу и открываю дверь. Лицо Лилит сияет, Наама слегка скривилась, а по выражению Балама, как и обычно, ничего нельзя понять. Сэм подмигивает мне.

Лилит уже принесла мои вещи.

– Ну все, пойдем, – требует она. – Тебе нужно искупаться, чтобы у тебя не болели мышцы, – последнюю часть предложения она говорит чуть громче, чтобы Люц тоже это услышал.

Сэм громко смеется, и даже Балам ухмыляется.

Качая головой, я следую за ней. Разговор с матерью может подождать.

Через два часа мы идем по пиацетте, где, как оказалось, уже накрыты столы. Судя по всему, все жители Венеции притащили сюда столы и стулья. На поверхностях уже лежат белые или цветные клетчатые скатерти, доски ломятся под тяжестью вкусной еды. Но люди продолжают приносить подносы и корзины с едой. У пирса виднеются корабли: люди, которые покинули материк перед Вторжением, возвращаются домой. Семьи, долгое время жившие порознь, воссоединяются и обнимаются. Я никогда не думала, что выживу. Никогда не предполагала, что однажды все это закончится и мы снова сможем позволить себе жить счастливо. Но этот день наступил. Мы боролись, потеряли несказанно много, но все же мы победили.

Наама поднимается на трибуну вслед за нами. К счастью, она стоит далеко от места, где погиб Алессио. Когда мероприятие закончится, мы бросим в Гранд-канал цветы в его честь. Мне бы так хотелось, чтобы он был рядом с нами и мог разделить с нами это счастье. Но он и так здесь. В моем сердце, в сердце Наамы, Стар и всех тех людей, кому он помог и с которыми он был рядом в эти темные годы.

На трибуне собрались все ключи. Стар стоит рядом с Фелицией и моей матерью, которая собрала вокруг себя всех остальных членов Братства. Я подхожу к ним и обнимаю свою сестру. Моя мать нежно улыбается.