Мэри Даунинг Хаан - Гость [litres]

– Видишь вот эту грязь? – Я вытянула руку. Я приподняла ногу. – Вода в ванне её смоет.

Мама поставила у очага большую оловянную ванну и наполняла её водой. Увидев Гостя, она уронила мыло и в ужасе уставилась на него.

– Я думала, ты оставила его в Тёмных Землях.

– Нет конечно. – Я взяла его за руку и провела внутрь.

Позади неё, сидя на скамье у очага, Томас сделал вид, что не заметил нас. Пока мы были на улице с Мадогом, он принял ванну. Мама одела его в одну из отцовских рубашек, и та свисала ему ниже колен. Вид у него был несчастный.

Услышав тревогу в голосе мамы, Гость спрятался за моей спиной.

– Я не могла оставить его там, только не с ними. Они бы уморили его. Неужели вы хотели бы, чтобы он страдал?

Я попыталась вытащить Гостя из-за спины, чтобы мама увидела его, но Гость отказался сдвинуться с места.

– Я не могу оставить его здесь. Он будет снова кричать и кусаться! Что угодно, только не это!

– Он изменился, мама. Сейчас он не плачет и не кусается. Более того, если бы не он, я бы никогда не вернулась из Тёмных Земель живой.

– Твой отец ни за что не позволит ему остаться. Он до сих пор не принял окончательного решения относительно Томаса.

С огромным усилием я наконец поставила перед собой Гостя.

– Посмотри на него, мама. Теперь он ходит. И говорит. Он многое узнал. Пожалуйста, не прогоняй его.

– Простите, госпожа мама, – сказал Гость. – Тогда я был плохим, но я исправился. Я больше не кричу, не кусаюсь и не дерусь. Я буду хорошим. Обещаю.

Мамино лицо смягчилось. Она посмотрела на Гостя. Затем на меня. Затем вздохнула и покачала головой:

– Папе это не понравится, Молли, и ты это знаешь.

– Что мне не понравится? – В этот момент в дверь вошёл папа с трубкой в руке. Гостя он ещё не заметил, но скоро заметит.

Гость закрыл глаза и заткнул пальцами уши.

– Что он здесь делает? – Папа уставился на Гостя. – Сначала ты привела домой ненастоящего Томаса, а теперь подменыша? Что ещё ты принесла с собой?

– Больше ничего, папа, только Гостя. Пожалуйста, позволь ему остаться. Он не станет бедокурить, я обещаю.

– Ты просишь меня оставить подменыша? – Папино лицо побагровело от гнева. – Куда подевались твои мозги?

Гость, опустив голову, цеплялся за мою юбку, как будто боялся посмотреть на папу.

– Я думаю, у нас нет выбора, Сэм, – сказала мама. – Мы должны оставить их обоих. Им больше некуда идти. Или ты хочешь, чтобы они умерли с голоду где-нибудь в придорожной канаве?

Гость робко подергал папину штанину.

– Я больше не плачу и не суечусь, господин папа. Теперь я хороший. Я буду тебе помогать. Я буду вместо тебя работать.

– Вам не нужно оставлять нас обоих, – встрял в разговор Томас. – Отправьте меня обратно к Доброму Народцу, а подменыш пусть останется.

Папа пару раз кашлянул. Он теребил пуговицу на рубашке и умудрился оборвать нитку. Звук упавшей на пол пуговицы прозвучал как раскат грома.

– Ну, что ж, – наконец произнёс он. – Хотя эта идея мне не по душе, хотя я уверен, что она ни к чему хорошему не приведёт, я готов терпеть присутствие в доме подменыша при условии, что он не будет путаться у меня под ногами. Я не хочу всякий раз спотыкаться об него. Что касается мальчика, надеюсь, он научится думать, прежде чем сказать грубость.

– Меня это устраивает, – сказала мама.

Я бросилась папе на шею и обняла его.

– Ты не пожалеешь, папа, я обещаю!

Гость захлопал в ладоши и расплылся в улыбке от уха до уха.

– Я не буду путаться под ногами. Никто не станет об меня спотыкаться. Я буду хорошим, хорошее всех остальных.

Томас ничего не сказал.

– А теперь, – сказала мама, – пора купаться Молли и Гостю.

Гость со страхом посмотрел на ванну.

– А это не больно?

– Я пойду первой, – сказала я ему. – И ты увидишь, что это совсем не больно.

Мама подержала полотенце, как занавеску, и я сняла с себя грязное рубище, которое носила с тех пор, как ушла из дома. В печку его, подумала я.

Как только я залезла в ванну, мама взялась с усердием тереть меня, пока моя кожа не покраснела. Она вымыла мне волосы и всё время сетовала, какие они спутанные.

– Совсем как живая изгородь, полная чертополоха и крапивы. Мне ни за что не расчесать их гребнем!

Завернувшись в полотенце, я улыбнулась Гостю, который скорчился в углу.

– Видишь? Это не больно.

– Ты кричала «ой, ой, ой», – сказал он мне. – Не отпирайся, я слышал!

Когда мама схватила его, я вскарабкалась по лестнице на чердак и открыла сундук с одеждой. Порывшись в нём, я вытащила чистое нижнее бельё и выцветшее платье в цветочек.

Пытаясь расчесать волосы, я услышала, как мама спросила Гостя:

– Ты никогда не принимал ванну?

– Нет. Никакой ванны! – истошно завопил Гость. – Мыло щиплется!

Когда я спустилась вниз, Гость уже выглядел не как дикий зверёныш, а, скорее, как обычный мальчик. Его волосы были цвета серебра, кожа бледной. Конечно, его уши остались большими, глаза – желтоватыми, руки и ноги длинными и худыми, но будем надеяться, что люди привыкнут к нему и забудут, кто оставил его у нас в огороде.

Мама подрезала для Гостя рубашку. И хотя та всё равно была больше похожа на платье, чем на рубашку, Гость сказал:

– Посмотри, Молли. У меня есть рубашка. – Вытянув руки, он восхищённо посмотрел на полосатые рукава. – Мне нравится. Хорошо пахнет, приятно на ощупь.

Мама улыбнулась:

– Она слишком велика, но, по крайней мере, теперь ты чист и прилично одет. Я сошью для тебя и Томаса одёжку получше, как только выкрою время.

Она посмотрела на Томаса, который уснул на скамье, и, погладив его кудри, сказала:

– Когда он спит, он действительно похож на ребёнка, которого я помню. – Она улыбнулась. – Возможно, со временем он вернётся к нам и душой и телом, и будет доволен.

Лично я очень на это надеялась. Ведь мне показалось, что возвращение Томаса принесло маме больше печали, чем радости.

– Давай, Томас, – сказала мама. – Просыпайся. Скоро будет ужин. Ты, должно быть, проголодался.

Он открыл глаза и огляделся, как будто забыл, где находится.

– Ты дома, Томас, – тихо сказала мама.

– Нет, – сказал он. – Это не мой дом. И никогда не будет моим. Заметив на другой стороне комнаты Гостя, он сказал: – Не подходи ко мне, жаба, или я подниму на тебя руку.

Гость посмотрел на меня:

– Поднимешь руку?

– Это значит, что он тебя ударит.

– Понятно. – Гость отодвинулся подальше от Томаса. – Возможно, я тоже подниму на него руку.

Мама нахмурилась:

– В этом доме никто ни на кого не поднимает руки, Томас.

– Сколько раз я должен говорить тебе? Моё имя Тиарнах, а не Томас. Я не буду с тобой говорить, пока ты не назовешь меня моим правильным именем. – С этими словами Томас скрестил на груди руки, сердито поджал губы и уставился в пространство, словно нас там в комнате и не было.