Евгений Щепетнов - Жнец

Мда…мало я их отправил к Моране, ей-ей мало!

А, впрочем,…кто звал тех же иностранцев на землю мурси? Разве мурси их приглашали? Хотели, чтобы кто-то фотографировал дома мурси, их самих? Приехали фаранджи, развратили мурси подачками, а потом и говорят: «Эти мурси такие злые! Не дашь им денег — могут и убить! Очень злое племя!»

Ну да, я стараюсь понять и этих людей. Для европейцев они будто обитатели чужой планеты. Легко убивают, не гнушаются отведать человечины, грабят, если представится такая возможность. Но замечу — они не приезжают в деревню Кучкино и не требуют от местных жителей наряжаться в свои лучшие наряды и устраивать фотосессии.

Как всегда, в этом мире — все сложно. Ничего нет однозначного, простого.

Через час передо мной на куске ткани лежали вещи, которые остались от родителей Алалы. Вещей было немного — старые джинсы, судя по всему, принадлежащие отцу девчонки (Видимо лежали где-то вроде как в сундуке, как большое сокровище, потому и сохранились), ремень — тоже видимо его ремень. Клетчатая рубашка с дырочкой на груди (тоже видать лежала в запас, как и штаны). Бумажник — пустой, документов никаких.

Как несколько смущенно пояснила колдунья — документы сожгли, потому что они мурси не нужны, и ценности никакой не представляют. Разбитый фотоаппарат — когда-то народ мун считал, что такие штуки воруют душу человека. Вот его и разбили. Но почему-то не выбросили. Красивый же!

Больше вещей не было — как в общем-то и следовало ожидать. Ведь лет прошло…сколько? Девчонке, когда она оказалась в руках мурси было примерно около года, судя по подсчетам колдуньи прошло тринадцать или четырнадцать лет — точнее она не помнит. Значит девчонке сейчас от четырнадцати до шестнадцати. Почему не точно? Потому что ей могло быть и года два, и даже больше — колдунья вспомнила, что девочка пыталась что-то говорить на неизвестном ей языке. Каком именно языке — это уже другой вопрос.

Но и это мне удалось вскорости выяснить, когда увидел банковские карты «Виза», непонятно как сохранившиеся за все эти годы. Вероятно, не найдя им другого применения, и не представляя, что именно попало им в руки, мурси проделали в картах дырочки и носили их на веревочке как украшение или амулет. И вот что было написано на картах английскими буквами: «Мишель Паре» и «Люси Паре». Теперь я знал имена родителей Алалы. И ее фамилию. А вот имя…

— Как она себя называла? — спросил я колдунью — Она говорила, как ее зовут?

— Что-то такое болтала, но не знаю, что именно — пожала плечами Дамбадзу — Но я не помню. Какая разница, как ее когда-то звали? Тебе она Алала, «Потерянная».

— А почему у нее нет насечек? Почему ей не вставили дэби? И в ушах ничего нет?

— Она же не настоящий человек. Она фаранджи, рабыня. Ей не надо быть похожей на настоящего человека. А к тому же я хотела продать ее в город, а там не любят женщин с дэби. И насечки тоже не любят.

— Алала, ты помнишь, как тебя звали родители? — обратился я к молчавшей до сей поры девушке — Что-то помнишь из детства?

— Меня звали…Жози! — неожиданно ответила девушка — Я помню! А больше ничего не помню.

— Хмм…то есть как звали ты помнишь, а как с родителями жила не помнишь? — удивился я, и тут же решил — Иди сюда. Ну, ближе! Руку дай!

Девушка встала на колени прямо передо мной, почти касаясь моих коленей, я взял кисть ее руки в свои ладони и замер, сосредотачиваясь. Секунда, две, три…бах! Есть картинка!

Салон открытой машины. Впереди, за стеклом, несутся черно-белые животные — целое стадо. Женщина, на коленях которой я сижу, указывает пальцем, хохочет, и говорит: «Смотри, Жози, это зебры! Жозефина, да смотри же, смотри! Видишь, как они быстро бегут? Но машина быстрее! Мишель, осторожнее, ты нас с Жози сейчас вытряхнешь на дорогу! Сбавь скорость!»

Я не успел разорвать контакт, и ко мне полезли другие картинки — Мишель, лежащий на земле, и рубаха его был окровавлена. Женщина, мертвые глаза которой смотрели в небо. Черный мужчина, который стаскивал с женщины одежду. Я не плакал, я стоял и смотрел застыв, заледенев в неизбывном холоде.

Бах! И еще картинка — боль, отчаянье и холод. Я лежу голая, окровавленная и у меня все внутри болит. А рядом смеются, хохочут довольные мужчины. Один встает и снова направляется ко мне. Я плачу, отталкиваю его, но он наотмашь бьет меня по лицу, наваливается, и…

Я разомкнул контакт. Мне сейчас хотелось кого-нибудь убить. Кого-нибудь из этого племени, а лучше — всех сразу. Да, они не звали белых на свою землю. Но девчонка-то причем?! Почему с ней поступили ТАК?! Это ведь несправедливо!

Тьфу! Ну что меня все время тянет мерить мир своими мерками? Справедливо-несправедливо…это все относительно! И надо уже привыкнуть, что так будет всегда!

— Жозефина. Тебя звали Жозефина Паре. Вернее — зовут. Скорее всего ты француженка, или канадка французского происхождения.

Девчонка смотрела на меня, и похоже, что она ничего не понимала. И что она может понять, когда вся ее жизнь прошла в этой деревне — среди зебу и черных мурси, считающих ее таким же животным, как и зебу. Только еще хуже зебу, потому что зебу может дать молоко, кровь, мясо и шкуру, а эта девчонка дает только то, что у нее между ног. А такого добра в деревне очень даже богато. И кстати — гораздо, гораздо интереснее, чем эта бледная уродина с глазами, как небо. У нее даже губа без дыры! Уродина!

— Дай нож — приказал я колдунье — да поострее!

Она отдала приказ, и через несколько секунд один из мужчин подал ей нож, который Дамбадзу передала мне. Нож был простенькой штамповкой, обычным кухонным, но отточен очень даже остро. Я примерился, и за минуту вполне даже ровно отхватил у старых джинсов обе штанины. Получившиеся шорты протянул Алале. Нет, не Алале — Жози.

— Надевай!

Она неуверенно посмотрела на меня, потом, опасливо — на колдунью, держа в руке импровизированные шорты, и тогда я жестко, глядя ей в глаза приказал:

— Надевай! Теперь ты должна слушаться только меня! Ты принадлежишь мне, и я заберу тебя с собой! Там, куда мы с тобой пойдем ходить голой нельзя, тебя нужна одежда. Так что сейчас ты оденешься!

Жози встала, надела шорты, отпустила руки — и шорты тут же свалились на землю. Отец Жозефины был достаточно крупным человеком, а это явно его джинсы. Тогда я подал ей ремень — Жози долго на него смотрела, явно не зная, что с ним делать, и мне пришлось показать, как с ремнем надо управляться. Пришлось окончиком ножа провертеть дырку — талия у Жози была довольно-таки тонкой. Жозефина вообще была тонкой, если только не назвать девушку худой. Мускулистая стройная фигура больше подходила спортсменке-гимнастке, чем пятнадцати-шестнадцатилетней девушке. Но это и понятно — тяжелый труд, жара, и недостаточная еда. А может и достаточная, но постоянная физическая нагрузка не дает организму откладывать запасы жира на заднице и боках. Вот, кстати, самая лучшая диета для похудения — загнать жирняка в африканскую саванну и заставить пасти стада зебу с одним только калебасом, заполненным прокисшим молоком. Сразу же из тела убежит весь лишний для него жирок!