Сергей Еремин - Нахимовский Дозор [litres]

– Ваша светлость, граф Шарканский, – Агний на московский манер раскатал в звук «а» последнюю гласную в фамилии оппонента, – скажи господину Бутырцеву правду: старичье выжило из ума и никак не хочет понять, что мир изменился. Они сами себя не понимают, куда уж современным волшебникам их понять.

– Есть такое, – согласился Шаркан. – Кстати, господин мануфактур-советник, не могли бы вы выделить в помощь нашему дозорному кого-нибудь из своих современных и понимающих волшебников?

– Шаркан, ты же знаешь, у меня сейчас немалая часть Дозора в экспедиции…

– В Малой Азии, негласно следы Его ищут. Знаю, да. Но ты уж сделай милость, поделись каким-нибудь проворным вьюношем, пусть походит у Ахрона секретарем или подручным. Заодно и глазами твоими побудет.

– В чем ты меня подозреваешь?

– Ни в чем не подозреваю. Просто уверен, что тебе нужен свой человек в этом деле. Хотя бы свидетелем. Ты же хотел, ждал, чтобы я тебе это предложил? – Шаркан смотрел открыто и искренне. Если так вообще можно сказать об Ином, прожившем века. Сколько именно веков, Лев Петрович не знал. Да и знать не хотел. Чтобы лишний раз не ужасаться.

– Ждал, да, – не стал отрицать Агний. – Есть у меня на примете человечек. Вам, Лев Петрович, хорошо знакомый по последнему петербургскому делу. Господин Нырков, да-с.

– Нырков? Этот мальчик? Восторженный юноша, идеальный Светлый? Вы хотите, чтобы он замарался в том явно неблагородном деле, на которое вы меня обрекаете? Меня, старого, опытного, пожившего, – это понятно. Его-то за что? Чем он вам успел насолить?

– Господин Нырков? Ничем. К вашему сведению, Филипп Алексеевич этим летом выпущен мичманом из Морского корпуса на Балтику, но тут же взял отпуск по болезни и записался в столичный Светлый Дозор. Заявил, что не видит смысла в «практических плаваниях» по Маркизовой луже, что хочет приносить пользу, служа в Ночном Дозоре.

– Каков молодец! – восхитился Шаркан.

– Это в его характере, – согласился Бутырцев. – Так вы даете мне его в помощники?

– Именно! Раз уж вы с ним сумели поладить в деле о дурацких дуэлях… Я уже вызвал его из столицы и имел смелость пригласить к тебе, Шаркан. – Агний посмотрел на хозяина дома.

– Уверен? Давай своего протеже.

Агний на секунду окаменел лицом. Тут же в дверь постучали. Медведь-дворецкий робко просунул голову в приоткрывшуюся дверь и произнес:

– Ваше сиятельство, там к вам… мичман Нырков. Светлый…

– Зови, болван.

«Похоже, болван – тут имя собственное всем слугам. Не очень подходит этому оборотню, но суть отражает верно», – успел подумать Бутырцев, пока Ныркова проводили в кабинет.

Если семнадцатилетний мичман был взволнован и даже напуган при виде столь высокого собрания Иных, то виду не подавал. Внешне. Внутри он звенел так, что, наверное, было слышно даже в Сумраке.

Бутырцев поставил ему за выдержку «отлично».

Молодой дозорный четко и даже браво ответил на пару пустых вопросов Шаркана. («Бывают ли пустые вопросы от Высших?» – тут же усомнился в увиденном Лев Петрович.)

Внимательно и даже с усердием выслушал приказ Агния… Как будто глава московского Ночного Дозора и, почитай, глава Светлых всея Российской империи не проинструктировал своего протеже. В это Лев Петрович в жизни не поверил бы.

Бутырцев успел по петербургскому делу хорошо узнать юношу и даже где-то полюбить его, находя в нем черты молодого себя – давнего, забытого Левушки Бутырцева. Молодой человек имел пытливый и любознательный ум, не любил монотонные дела, имел склонность к ходам рисковым. В том, что таковые авантюры в Крыму будут, Бутырцев не сомневался.

После Ныркова наступил черед его свежеиспеченного начальника выслушивать советы и наставления Высших. Давненько Лев Петрович не чувствовал себя бестолковым школяром, которого мудрые пестуны призывают стремиться к познанию мира. Что ж, пришлось вытерпеть и это.

Первым покинул дом Шаркана его Светлый коллега. Раз – и он исчез в смутном мерцании перехода, захватив с собой Ныркова. Ни звука, ни дуновения. Бутырцев, маг опытный и многое повидавший, с завистью отметил элегантность ухода. Хотелось бы ему уметь делать так же. «Научусь!» – подумал он уверенно. «Научишься» – так же уверенно отозвался на его мысль Шаркан.

– Но сейчас мы займемся твоим оружием. Я решил доверить тебе кое-какие амулеты. – Шаркан встал с кресла, вышел из-за стола и открыл дверцу углового шкафа. – Подойди-ка сюда…

Осенняя степь под Перекопом оказалась не такой унылой, как ожидал Бутырцев: недавние мелкие дожди немного смочили иссохшую за лето землю, и молодая зеленая травка радовала глаз путников. Октябрьской ночью Шаркан перебросил Бутырцева с Нырковым с лошадьми, повозкой и поклажей поближе к старой оборонительной линии Крыма.

Теперь они ехали на юг в компании многочисленных обозов и пеших войсковых колонн, которые то и дело обгоняли стремительные верховые – курьеры, фельдъегеря. В российской глубинке тракт в это время года давно бы превратился в непролазную канаву с грязью, но в Крыму еще было сухо, солнечно и тепло.

В дороге обсуждали подробности доверенного им дела.

– Почему граф… э-э… Аркадий Николаевич нас сразу в Севастополь не перенес? – спросил своего Темного начальника мичман, восседая на козлах – возницу Бутырцев решил не брать, дабы не стеснять себя в разговорах с помощником. Поинтересоваться мнением Ныркова на этот счет он не удосужился. Филипп сделал себе еще одну пометочку в перечень черт Темных – бесцеремонность по отношению к другим.

– Подумайте сами, молодой человек. Появляемся мы в осажденном городе: кто? Откуда? Где наши бумаги-с, проездные-подорожные? Где наши попутчики? Мы, конечно, можем головы заморочить, глаза отвести. Но нам в Севастополе еще долго пробыть придется, со многими людьми общаться. Кстати, можете графа свободно называть по сумеречному имени – Шаркан. Имя, как ни странно, славянское, означает «простоватый». Но заблуждаться не советую, он взял его, как мне думается, от противного.

– Полагаете, Лев Петрович, что кампания затянется? Что не возьмут союзники город в ближайшее время? Остатки Черноморского флота заперты в бухте, крепость с суши беззащитна. Англичане и французы воевать умеют. По слухам, одних только транспортов несколько сотен под Евпаторию прибыло. – Нырков горячился и вместе с тем в глубине души ожидал, что сейчас опытный и рассудительный Бутырцев успокоит, растолмачит, объяснит, подтвердит уверенность его в том, что не будет отдан врагу Севастополь, что выстоит, сдюжит русская армия, что доблестный флот еще даст генеральное сражение заносчивым британцам и отчаянным французам. И возможно, он, мичман Нырков, вместе с абордажной партией, сжимая в одной руке палаш, в другой – кортик, будет брать в плен неприятельского капитана… Да что там – адмирала! И сам Петр Степанович, герой Синопа, всенародный любимец и главный императорский флотоводец вице-адмирал Нахимов прикрепит к его груди крест святого Георгия и поцелует в окровавленный лоб, рассеченный… несильно… вражеским кортиком… И скажет душевно: «Спасибо, братец! Защитил Россию-матушку». И утрет скупую слезу – отец родной!