Анатолий Герасименко - Огонь сильнее мрака [СИ]

«Что же теперь делать», — подумал Джон. Всю ночь, временами проваливаясь в сон, он рассчитывал план действий, но ничего толкового придумать не смог. Шантажиста надо было выследить. Узнать, кто он, где обитает, как зарабатывает на жизнь. Вломиться к нему домой, запугать, так, чтоб обделался. Пригрозить: отправишь письмо — убью, выпущу кишки, закопаю живьем. Словом, поговорить с гадёнышем на его же языке. Но сначала выследить. А сделать это ох как непросто. Единственная зацепка — шантажист был хорошо знаком с устройством завода: наверняка знал, что будет, если потянуть за рычаг сброса, легко сумел уйти после того, как окунул Джона в реку, не заблудился в заводских коридорах и переходах. Скорей всего, говнюк работал там до того, как предприятие закрыли. Что можно сделать, если искать в этом направлении? Найти владельцев завода — раз. Выйти на мастеров каждого цеха — два. Выпросить у мастеров списки рабочих, учеников, подмастерьев, уборщиков… Инженеров? Вряд ли злоумышленник был инженером — специалист не будет опускаться до вымогательства. Хотя как знать, как знать… Пьянство или курение опия могут сделать с человеком что угодно. Так что да, инженеров тоже надо проверить. Это три.

Ну, и остается сущий пустяк: найти каждого по списку и встретиться лично, потому что единственный способ опознать шантажиста — услышать его голос. На заводе работало, навскидку, человек триста. Ерунда, за год управлюсь. Джон горько усмехнулся, глядя в серый потолок. А пока я этого упыря не найду, придется все-таки ему платить. Так что поиски лучше начинать прямо сегодня. Это плохо, ведь именно сегодня Донахью велел прийти всем на совещание, ровно в полдень…

Джон вскочил с кровати. Совещание! Часы показывали одиннадцать двадцать. Репейник заметался по квартире, на ходу ныряя в рубашку, застегивая непослушные пуговицы и собирая с пола урожай вчерашних носков. Если тотчас выскочить из дому и мгновенно поймать кэб, то оставшегося времени как раз хватит на дорогу. Боги мертвые, что ж так заспался… Однако немудрено — после всех приключений. А где Джил? Джил!.. Ах да, уже ведь поздно: наверное, ушла спозаранку, и будить не стала. Бумажник, бумажник! Куда подевался этот грёбаный кошелек? Вчера его на столик выкладывал, весь мокрый. Там еще десять форинов было. И жетон, вот что главное, жетон мой! Без жетона я ведь не сыщик, я без него просто частное лицо… Проклятье, опаздываю. Ну где!.. Ладно, потом найду, мелочь в кармане есть — на кэб хватит… Одевшись, он машинально похлопал по бедру, проверяя на месте ли револьвер. Револьвера, конечно, не было. Джон выбранился, хлопнул дверью и сбежал вниз.

На улице оказалось солнечно и ветрено. Как назло, набережная словно вымерла, только вдалеке, у перекрестка с улицей Кинси, попыхивал дымом мобиль. Джон закурил, поднял воротник и принялся ждать кэб. Ждать пришлось долго. Сначала по набережной не спеша проехала роскошная, в черном лаке карета с бархатными занавесками, потом, бок о бок, точно соревнуясь — два сверкающих медными котлами мобиля, затем проволоклись одна за другой три фермерские телеги, запряженные сонными битюгами. Ветер трепал битюгам гривы, играл с клочьями сена на мостовой. Джон докуривал вторую самокрутку, когда подлетел, наконец, кэб. Узнав адрес, кучер нагло запросил два форина: понял, видно, что пассажир опаздывает. Джон, скрипнув зубами, согласился. Десять минут тряской, дерганой езды в прокуренной коляске. Кучерское «тпрр», стук по крыше, расплата — прощайте, два форина. Парламентский проспект, девяносто четыре: трехэтажный серый дом с мраморными колоннами, узкими окнами и железной крышей. Над входом — гипсовый барельеф, недрёманное око в лавровом венце (по простому — «глазунья»). У входа — коляска, с виду не из дорогих, но с ухоженной рыжей лошадью. «Должно быть, клиент приехал к кому-то, — подумал Джон. — Ранняя пташка…» Он поднялся на ступени и с усилием распахнул тяжелую, басом скрипнувшую дверь.

Первый этаж Гильдии занимали учебные классы (налево), столовая (направо) и большой тренировочный зал (тоже направо). Из зала доносились выкрики и многоногий топот — с утра пораньше муштровали новичков. Джон кивнул дежурному вентору, стоявшему у входа и, стараясь как можно тише ступать по устланной потертым малиновым ковром лестнице, поднялся на второй этаж. Здесь были кабинеты сыщиков, располагавшиеся по сторонам широкого коридора, а в дальнем конце этого коридора чернела обитая кожей дверь общего зала. Джон торопливо прошел к чернокожаной двери, смахнул с плаща соринку и деликатно постучал. Ответа не последовало. Джон заглянул внутрь. Стулья были аккуратно придвинуты к длинному ореховому столу, кресло Донахью пустовало. «Воздух чистый, — заметил Джон, — значит, еще не совещались». После собраний в зале обычно дым стоял коромыслом, некурящих в Гильдии не водилось. Забрезжила слабая надежда, что всё отменили. Джон чуть расслабился. Сейчас можно пойти в кабинет, снять плащ, усесться за стол и как следует подумать. Подумать, во-первых, о поисках вымогателя, Хальдер его мать, а во-вторых, прикинуть, откуда можно срочно взять тысячу форинов…

— Покой, Джонован, — раздался над самым ухом ворчливый голос. — Рано ты сегодня.

Джон тихонько выдохнул через нос.

— И вам покой, мастер, — сказал он, оборачиваясь. — Опоздал, виноват.

Перед ним, уперев руки в пояс, стоял Донахью — толстый, приземистый, с крупным сломанным носом. Маленькие глазки, как всегда, смотрели печально и немного вяло. Обманчиво вяло.

— Да мелочи, ерунда, — сказал Донахью горько. — Полпервого всего.

Джон почесал затылок.

— Совещание было уже? — спросил он.

— Нет, — сказал Донахью. — Отменил. Пойдем ко мне.

Он развернулся на месте и, прихрамывая, зашагал к лестнице. Джон последовал за ним. «Странно, — думал он. — Неужели грядёт втык? Что-то непохоже на Индюка — втык из-за опоздания. Ладно, дело житейское… Вот тысяча форинов — это дело не житейское… А тут — ерунда». Приноравливая шаг к неспешной поступи Донахью, он взошел на третий этаж. Планировка здесь была такая же, как и на втором — коридор с дверями кабинетов — но сразу чувствовался начальственный дух. Вдоль стен стояли глубокие кресла для посетителей, по углам торчали кадушки с фикусами, под потолком висели убийственно тяжелые люстры, на дверях красовались золотые таблички. Впрочем, начальства здесь было всего трое человек — казначей, старший сыщик да мастер-вентор. Казначей — Пибоди Понс — походил на осенний борщевик: такой же высокий, высохший и с большой головой. Его бухгалтеры занимали половину здешних кабинетов. На ленч они ходили вместе, садились в столовой тесным кружком и, прихлебывая суп, рассказывали друг другу скучные бухгалтерские анекдоты. Мастер-вентором была госпожа Немит, крупная тетка, зимой и летом щеголявшая в толстой кожаной куртке и таких же штанах. Венторы её побаивались: лучшим средством убеждения мастер Немит считала крепкую оплеуху. В прошлом она трижды брала золото на всеостровных женских соревнованиях по кулачному бою, так что желающих спорить с ней находилось немного. Ну, а старшим сыщиком был Бен Донахью по прозвищу Индюк.