Анатолий Герасименко - Огонь сильнее мрака [СИ]

В одной из светлых комнат устроили курилку — оттуда валил дым и доносились спорящие голоса, высокие и очень похожие на женские. Проходя мимо, Репейник заглянул в прокуренную каморку и обнаружил двух девушек, смоливших папиросы и о чем-то препиравшихся. Одна была пухленькая и темноволосая, другая — тощая, в рыжих кудряшках. Мельком взглянув на Джона, они продолжали спорить. Тощая говорила: «я тебе клянусь, триста двадцать, ну может триста тридцать, и пора тигель остужать», а пухленькая, надув губы, отвечала: «надо было расширительную камеру ставить». Джон удивляться не стал — вспомнил, что, по словам Мэллори, Найвел встретил свою Ширлейл именно в лаборатории. Время такое, философски рассудил он, женщины в науку идут.

Мэллори, скривившись, посмотрел в сторону курилки, засопел носом, но ничего не сказал, продолжал идти, загребая руками воздух. А с другой стороны, подумал Джон, когда оно было другим, это время? Уж точно не на моей памяти. Что-то там из истории было про парламент, и что равноправие полов от этого произошло… Да, точно, всё началось, когда Хальдер учредила парламент. То ли испугалась беспорядков в соседней Твердыне, то ли действительно решила маленько отойти от дел. Парламент, выборы, представители сословий, совещательный орган и все такое. Поди ж ты, помню еще. Ну, а потом появилась эта активистка, Белла Кинистер. « Если женщина достойна войти в храм Богини, то достойна войти и в парламент». Добилась-таки аудиенции у Хальдер, ненормальная тетка. Впрочем, говорят, Кинистер первая в Энландрии штаны прилюдно стала носить, после такого к Владычице на прием заявиться, должно быть, не так уж и страшно. Подумаешь, огненным смерчем тебя испепелят… А никакого огненного смерча — Владычица взяла да и согласилась на равноправие. По-женски, видно, поболтали с Беллой. И стали дамы ходить на выборы. В штанах, если приспичит. А что, удобно же. Потом — война, после войны мужиков осталось мало, женщинам волей-неволей пришлось и у станков работать, и машины чинить, и больных врачевать. Мало-помалу привыкли все. Теперь вот у нас в Гильдии госпожа Немит, двести фунтов боевого веса… а здесь — девчонки науку потихоньку осваивают. Правда, что-то пока не слышал я о великих ученых женского пола. Хотя об ученых мужского пола я тоже не много слышал, чего уж там.

Словно угадав его мысли, Мэллори пренебрежительно бросил через плечо:

— Девки. Так и тянет их сюда. Как медом намазано.

Джон кашлянул.

— К знаниям стремятся? — нейтрально предположил он.

Мэллори издал смешок, прозвучавший как свист:

— Замуж они стремятся. У здешних инженеров заработок будь здоров. Женихи нарасхват.

Джон хмыкнул:

— Чтобы в Министерство на работу попасть, нужно, по меньшей мере, училище закончить, и неплохое. А туда сызмальства поступать надо. Дальний у них прицел получается, замуж-то. С самого детства.

— У баб, — пропыхтел Мэллори, — вся жизнь на одно нацелена. Да они здесь выше старшего ассистента не поднимаются. Лет пять-шесть отработают… и рожать.

— И не возвращаются?

— Возвращаются, — нехотя признал Мэллори, — но не все. Оттого их и на работу берут неважно… Все, привел я вас. Уф. Ох.

Они стояли у входа в большой зал, уставленный широкими железными столами, на которых громоздились химические приборы, штативы, счетные машины и какие-то совсем уж непонятного назначения конструкции из стекла и меди. За ближайшим столом сидел лаборант, бледный длинноволосый парень в защитных очках-консервах. Руки его, облаченные в каучуковые перчатки, были погружены в шестеренки разобранного зубчатого механизма. Что-то звякало и тонко шипело. За спиной лаборанта стоял высокий мужчина лет сорока.

— Ну куда ты, куда ты лезешь, — говорил он брезгливо. — Ты смотри, куда лезешь, сейчас сломается.

Мэллори откашлялся — так мог бы кашлять паровоз.

— Господин Хитчмен, — сказал он.

Мужчина поднял голову. У него была мужественная челюсть, идеально прямой нос и могучий лоб. Волосы он зачесывал назад — стильно и демократично. Джону он сразу не понравился.

— Тут по поводу Найвела, — отдуваясь, сказал Мэллори. — Я, можно сказать, решился обратиться… Розыск…

— Джонован Репейник, — сказал Джон, понимая, что пора брать беседу на себя. — Островная Гильдия сыщиков.

Хитчмен сдержанно улыбнулся.

— Зачем же сразу в розыск? — спросил он. — Парень загулял, с кем не бывает.

— Дома нет его, — объяснил Мэллори. — И беспорядок… в квартире… И вообще…

Начальник лаборатории задумчиво щелкнул языком:

— Понимаю. Беспокоитесь. Ну что ж, родственные чувства… С другой стороны, может, и правильно, что обратились. Найвел — ценный сотрудник, нельзя терять из виду. И совершенно верно, что не в полицию. Очень хорошо.

На Джона он не смотрел. Мэллори с несчастным видом кивал в такт его словам. Лицо канцлера от долгой ходьбы приобрело свекольный оттенок, по тугим щекам катились бусины пота. «О боги, — подумал Джон, — да его, чего доброго, сейчас удар хватит». Мэллори с трудом расстегнул ворот сорочки и, вцепившись обеими руками в ближайший стол, грузно опустился на скамью, заскрипевшую под его весом.

— Вам дурно? — обеспокоился Хитчмен.

— Пустяки, — еле слышно пролепетал толстяк, — отдышусь только…

— Антуан! — властно сказал Хитчмен лаборанту. — Воды принеси господину канцлеру!

Длинноволосый, как был, в очках и перчатках, вылетел в коридор.

— Пустяки, пустяки, — повторил Мэллори. — Разговаривайте…

Он закрыл глаза и откинулся на спинку скамьи. Хитчмен сделал Джону знак рукой: мол, отойдем. Джон бросил взгляд на Мэллори — тот, вроде бы, помирать не собирался, щеки его медленно возвращались к обычному для толстяков младенческому цвету. Хитчмен отошел к окну, подождал, пока Джон приблизится, и отрывисто произнес:

— Слушаю.

Лицо его теперь выражало усталое нетерпение.

— Вы начальник Найвела Мэллори? — спросил Джон.

— Да, он сотрудник лаборатории. Сегодня не пришел на службу.

— Вчера с ним виделись? (Хитчмен кивнул). Ничего в его поведении необычного не было?

— Нет… пожалуй, нет. Впрочем, он отпросился уйти пораньше. Был в отличном настроении. Шутил, смеялся.

«Пораньше — значит, с вечера готовился, — подумал Джон. — Сбежать в этот Сомниум он решил не вдруг, планировал заранее. Но — шутил? Смеялся? Перед рискованным экспериментом?»

— Он не нервничал? Не было признаков, что его что-то гнетет? Может, за весельем хотел скрыть тревогу?

Хитчмен пожал плечами:

— Да не сказал бы.

Он сунул руки в карманы и принялся разглядывать носки штиблет. Штиблеты были новенькие, блестящие, без единой царапинки — словом, загляденье.

— К Найвелу заходил кто-нибудь посторонний? — продолжал Репейник.