Надежда Волгина - Проклятый цветок [publisher: SelfPub]

– Садись, – велела Степанида, отодвигая один из стульев. – И отдышись немного. Сейчас тебе настойки принесу, полегчает…

Она вышла из комнаты, а я опустилась на стул и пыталась бороться с накатывающей дурнотой. Голова кружилась, ни на чем не могла сфокусировать взгляд.

– Выпей до дна, – сунула мне Степанида под нос замызганную чашку с чем-то мутным внутри. Пахло содержимое чашки какой-то гнилью, и я невольно поморщилась и отвернулась. – Пей, кому говорят, если не хочешь ноги протянуть прямо тут. Не нравится запах, зажми нос. Но штука эта полезная.

Я так и сделала – зажала нос пальцами и в три глотка заставила себя выпить настойку. Ожидала отвратительного послевкусия, но не почувствовала ровным счетом ничего.

Уже через пару минут я почувствовала себя гораздо лучше. Дурнота прошла, и голова почти не кружилась, так временами поведет слегка в сторону. Но это было мимолетно и почти неощутимо.

– Не думала я, что явишься ты ко мне в таком состоянии, – осуждающе покачала головой Степанида и почему-то покосилась на свечу, которая сильно затрещала в этот момент. Меня моментально прошибла суеверная дрожь, и я сообразила, что нахожусь с ней в доме совершенно одна. – Велела же тебе поправиться за четыре дня, заклинание сильное наложила… Так что же случилось, почему ты ослушалась?

Внезапно глаза ее стали огромными, того и гляди выкатятся из орбит. Она еще и вращать принялась ими. Мне стало так страшно, что я едва сдержала крик.

– Говори, что делала в лесу?! – гаркнула она. – С кем ты повстречалась?

Ну я от страха и выложила ей все, как на духу. Даже то, что занимались мы с Булатом любовью, не смогла утаить.

Взгляд старухи уже потух, и глаза обратно спрятались в глазницах. Она даже веки прикрыла и выглядела сейчас еще древнее. Сколько ей лет, внезапно подумалось мне? Такое чувство, что за сто перевалило.

– Не об этом ты должна думать, девка, – заговорила она, и я вздрогнула от неожиданности, потому что уже решила, что она спит. – Не о том, сколько мне лет, – в этом месте я почувствовала, как краснее, и в душу опять заполз суеверный страх. Она что, мысли читает? – А о том, как спасти свою душу.

Вот тут я струхнула окончательно. Руки затряслись мелкой дрожью, а по спине скатилась струйка пота.

– Догадываешься, кого встретила в лесу? – снова заговорила она.

– Булата… Он не местный, да? – с трудом пролепетала я. Язык отказывался повиноваться.

– Не местный? – закаркала старуха. По всей видимости, это означало, что ей весело. – Дух он лесной! Не человек вовсе!

Наверное, она ждала какой-то реакции от меня, потому что опять вытаращила и вращала глазами. Но я уже не обращала на это внимания. Что она только что сказала? Именно эту информацию я пыталась переварить. Булат не человек? Но такого быть не может! Я же трогала его, обнимала, целовала. Он теплый и вполне человечный на ощупь. Что за ерунду она плетет про какого-то там духа?

– Раз в год такое и случается, – заговорила Степанида монотонным замогильным голосом. Ее слова долетали до меня словно издалека. – Выходит лесной дух из чащи, чтобы завладеть невинной душой, обогатиться новой силой. Он может принимать разные обличья. Твой вон стал парнем, потому что именно такого ты хотела видеть, любить… Выпил он твою душу до дна, несчастная… – Степанида уронила голову на стол и несколько раз ударилась об него любом. – Что же ты наделала, девонька? – запричитала она. – Никто теперь не в силах тебе помочь.

– И что теперь будет? – с дрожью в голосе спросила я. Она говорила так убедительно, что, кажется, я поверила.

– Умрешь ты! – пригвоздила она меня этими словами к стулу. – Не сразу. Сначала по крупицам выйдет из тебя вся душа. Физические страдания ничто, по сравнению с теми душевными муками, что ты будешь испытывать. Отныне радость для тебя умерла навсегда, а постепенно померкнут и все краски жизни. А вот когда ты станешь совсем пустой, то и тело тебе станет ни к чему.

Я словно смотрела плохое кино – не могла поверить, что все это происходит со мной, что слова Степаниды относятся ко мне. Такого просто не может быть! Сейчас она снова закаркает и скажет, что пошутила. А потом напоит меня своей противной настойкой и отпустит восвояси.

– Я могу лишь поддержать твои силы на какое-то время, но это лишь продлит твою агонию, – горестно, как обычная старушка, вздохнула Степанида.

– Но что же мне делать? – еле выдавила я из себя, так мне стало плохо.

– А уже ничего. Даже если будешь днями напролет прочесывать лес, не найдешь своего Булата. Не покажется он теперь тебе. И от тебя он уже получил все, что хотел.

Степанида вышла из комнаты, громко шаркая ногами. Я сидела и понимала, что в голове совершенно пусто, а в сердце поселилась вселенская печаль. Неужели все это правда?

Из дома знахарки я выходила с увесистым холщовым мешочком в руках и маской смертника на лице. В мешке был ценнейший, как сказала старуха, сбор трав. Заваривать его нужно по щепотке в день. Сколько шепотом в мешке, столько я еще и протяну дней.

– Ну что? – подлетела ко мне Арина. – Что она сказала?

– Ничего, – только и смогла ответить.

– Как ничего? – взяла меня под руку Катя. – А это что у тебя? – она указала на мешок, который я прижимала к себе, как священную реликвию.

– Сколько-то дней моей жизни. Или недель, или месяцев… Не знаю.

Какое-то время мы шли молча. Чувствовала я себя более или менее сносно. Если не считать полнейшего отупения и опустошения в душе.

– Ладно, – махнула рукой Арина. – Сейчас придем, и все расскажешь.

Дома Катя повела нас на мансарду, где нам никто не помешает, как объяснила она. В этой треугольной комнате с маленьким окошком до сих пор хранились ее игрушки, кукольные домики…

– В детстве я тут проводила дни напролет, – она любовно смахнула пыль с подоконника. – Эх, вернуть бы сейчас то время.

Неплохо было бы, мелькнула в моей голове мысль. Никаких тебе Булатов и Костиков. Ни переживаний, ни расставаний с собственной душой.

Меня усадили в старое, но мягкое и удобное кресло. Девочки устроились по бокам от меня на маленьких стульчиках.

– А теперь рассказывай, – велела Арина и, судя по тону, никаких возражений она не примет. Как и отмолчаться не даст.

Но я уже и сама решила поделиться с ними своим горем, потому что боялась с ним оставаться один на один.

Рассказ мой не занял много времени. Уже через пять минут я равнодушно наблюдала, как Катя размазывает слезы по лицу и громко всхлипывает, а Арина сосредоточенно хмурит брови и кусает губы.

– Ну уж нет! Так мы этого дела не оставим, – вскочила Арина и заметалась по мансарде, едва не касаясь головой потолка. – Завтра мы, Мира, едем в город. А там… Там дальше решим, что делать. Но умереть я тебе не дам.