Тэд Уильямс - Восстание теней [Восхождение тени] [Shadowrise ru]

“Жизнь — всегда потеря, особенно, когда что-то приобетаешь”, - такие слова произнёс старый. Значило ли это, что взамен они что-то у него отняли? Но что он утратил?

— Ты ж это не всерьёз, а, молодой господин? Нейди в такое место.

— Тебе нет нужды идти, Скарн. Это мой поход.

— Но шелкины в лесу — и Бессонные в том жутком городе! Они заморозят нашу кровь и сожрут наши шкуры!

— Тебе нет нужды идти.

— И я останусь здесь, совсем один и заплутавший!

И Баррик замолчал, но не из-за жалости к птице. После того, как он поспит, он проснётся. После того, как он проснётся, он двинется в путь. Он будет шагать до тех пор, пока не достигнет города под названием Сон, и уж тогда увидит, что случится потом — его смерть или что-нибудь ещё. И так он будет идти, и идти, и идти до самого конца. Всё почему-то казалось до странного простым.

Но что Спящие отняли у него, чтобы всё для него стало вдруг так просто? И что он утратил?..

Усталость одолела юношу, утягивая его во тьму, унося прочь от танцующего пламени в то пространство, которое смертные делят с богами.

“Руотташемм, Дом Холодных фаэри и их воинственной королевы Джитсаммес, как говорили, находился на дальнем краю Сталланволледа, великого тёмного леса, покрывавшего большую часть земель Старого Вутланда.

Фейвал, одетый в новый, с иголочки, щегольской наряд, махал руками из-за спины принца, отчаянно делая ей какие-то знаки. “Он напоминает, что пора бы вернуться к делу”, - сообразила Бриони.

— Расскажите ещё раз о том, как вы вели своих людей обратно с юга, — попросила она Энеаса.

— Да, расскажите нам ещё разок! — взмолилась вслед за ней Ивгения.

— Уверен, леди, эта история уже успела вам наскучить, — к его чести, королевский сын выглядел смущённым. — Я повторял её всякий раз, как приходил с визитом. И конец останется неизменен, сколько ни рассказывай.

— Но как раз конец особенно хорош, ваше высочество! — было совершенно очевидно, что Ивви с одинаковой радостью внимала бы любым речам Энеаса — хотя бы и на непонятном ей языке.

— И там так много говорится о сражениях! — запротестовал принц. — Без сомнений, высокородные леди вроде вас предпочли бы послушать историю более благопристойную.

— Только не я, — заявила Бриони с некоторым оттенком гордости. — Я росла с братьями и вместе с ними обучалась искусству боя у Шасо из Туана, как вы, возможно, помните.

Энеас улыбнулся.

— Я помню — и молюсь, чтобы в один прекрасный день вы позволили мне расспросить вас о его тактических приёмах и методах обучения. Я завидую тому, какой блестящий, знаменитый учитель у вас был.

— Боюсь, в моём случае это великолепное обучение пропало даром: мне никогда не позволялось практиковаться во владении оружием ни с кем из мужчин, кроме брата, и за всю мою жизнь Южный предел ни с кем не воевал — по крайней мере, на своей территории.

— Но более это не так, принцесса, — люди Южного предела недавно выдержали несколько сражений с армией фаэри.

— Сражений, чей исход не был удачен, — она позволила голосу дрогнуть — лишь отчасти нарочно. — Сражений, которые унесли жизни достойнейших наших мужей… и разделили меня и моего возлюбленного брата… возможно, навсегда, — Бриони мужественно улыбнулась. — Тем радостнее слышать об успехах более выдающихся — таких, как ваши. Это даёт мне надежду. Прошу, принц Энеас, расскажите же ещё раз вашу историю.

Всё так же стоя за спиной принца, Фейвал энергично выразил жестами своё одобрение — он сам же и научил принцессу этой храброй и отчаянной улыбке.

Энеас рассмеялся и, конечно, уступил. Его легко было полюбить, этого принца: едва ли какой мужчина на его месте не был бы рад порисоваться перед дамами и вновь и вновь пересказывать истории о своих славных подвигах принцессе, её фрейлинам и Ивгении. Гейлон Толли, герцог Саммерфилдский, пусть он и оказался лучшим человеком, чем о нём думала Бриони (хотя бы по сравнению со своим братом-убийцей), делался чрезмерно словоохотлив, когда речь заходила о его приключениях на охоте или конной прогулке, всякий раз представляя дело так, что каждый прыжок через канаву превращался чуть ли не в победу над Керниосом Собирателем Душ.

— Наша армия пересекла границу и остановилась у дальних рубежей иеросольских гарнизонов, — начал принц. — Целью этого похода под командованием маркиза Ристо Омарантского было не столько принять участие в сражении на стороне Иеросоля, сколько разведать обстановку и отправить рекомендацию моему отцу — вот почему король избрал для этой миссии Ристо, человека проницательного и осторожного. Но никто и предположить не мог, что автарк нанесёт удар так скоро и с таким многочисленным войском. Бросив огромную армаду на стены Иеросоля со стороны моря, одновременно под покровом ночи он послал меньшую армию в Куллоанский пролив: вёсла кораблей были обмотаны ветошью, а паруса — зарифлены. Через самую опасную часть подводных скал их провёл предатель из Иеросоля — лоцман, продавший свою страну за горсть золота, — тут Энеас c искренним недоумением покачал головой. — Как может человек сотворить такое?

— О, да, просто уму непостижимо! — с жаром закивала Ивви.

— Немыслимо, — эхом отозвался и Фейвал, который частенько вмешивался в разговор больше, чем подобало секретарю. — Отвратительно!

— Не все люди так любят свою страну, как вы и я, — мягко сказала Бриони принцу. — Возможно, потому что занимают в ней не столь устойчивое и привилегированное положение, как мы.

— А может, потому что они просто склонны к предательству по рождению или по крови, — возразила Ивви. — На землях моего отца есть крестьяне, которые не только браконьерствуют в наших лесах, но укрываются от уплаты налогов и лгут управляющим, когда приходит время подсчётов, приписывают себе больше детей, чем есть в действительности, или меньше земли — что угодно, лишь бы не платить моему отцу причитающееся.

Некоторые из присутствующих девушек негромко поахали в знак согласия. Они разделяли распространённую среди знати нелюбовь к людям, которые пахали землю и собирали урожай, хотя, подражая мужчинам своих семей, частенько говорили о них в манере, которую Бриони находила сентиментальной и фальшивой. Она не бралась утверждать, что знает всё о жизни крестьян, но провела достаточно ночей в холодных амбарах и в чистом поле, путешествуя с труппой, чтобы ни за что не поверить, будто кто-нибудь выбрал бы подобную жизнь ради её пасторальной прелести. К тому же Бриони достаточно повидала, как вершится обычно суд и собираются налоги, чтобы понимать — далеко не все грехи следует перекладывать на "злокозненных" крестьян.