Тэд Уильямс - Восстание теней [Восхождение тени] [Shadowrise ru]

— Бриони… принцесса, пожалуйста, успокойся! — актёр, похоже, сам пребывал в ужасе от того, во что вылились его откровения.

— Что говорит Финн? И что болтают люди на улицах и в тавернах?

— Вне дворца это почти не обсуждают: Толли здесь не особенно популярны — но в людях эта история пробуждает любопытство. Тем не менее, короля здесь любят, а ты — его гость. И большинство сианцев полагает, что ему виднее.

— Но не при дворе, как я понимаю.

Теперь Фейвал пытался её успокоить.

— Придворные, за редким исключением, знают тебя не лучше, чем безмозглые пьянчуги в кабаках. И всё потому, что ты заперлась здесь, словно отшельница.

— Так ты пытаешься сказать… — она остановилась, чтобы перевести дух и немного унять стук сердца. — Ты пытаешься сказать, что я должна чаще выходить в свет и вращаться в обществе Бродхолла? Что мне следует проводить больше времени с людьми, подобными Дженкину Кроуэллу, обмениваясь уколами и распространяя ложь?

Фейвал вдохнул побольше воздуха и выпрямился — истинно как человек, безвинно страдавший.

— Для твоего же блага — да, принцесса! Ты должна быть на виду. Одним своим присутствием ты должна показывать, что тебе нечего скрывать. Тем самым ты опровергнешь ложь Кроуэлла.

— Возможно, ты прав, — Бриони начала остывать, но ярость никуда не делась — только стала холодной. — Да, ты прав. Так или иначе, я должна действовать, чтобы остановить распространение этих ужасных, кошмарных слухов. И я их остановлю.

В храме Онира Плессоса не нашлось достаточно постелей, чтобы разместить всех вновь прибывших, но пилигримы не жаловались на судьбу, радуясь уже тому, что им хотя бы есть, где укрыться от дождей нынешней холодной весны. Настоятель храма разрешил им расстелить свои одеяла в общем зале — после того, как закончится ужин.

— Не помешаем ли мы другим гостям или же братьям? — спросил глава паломников, плотно сбитый добродушный на вид мужчина, для которого сопровождение путешественников по святым местам и кающихся грешников спустя годы стало скорее способом заработать, нежели религиозным подвижничеством. — Вы всегда были ко мне добры, господин, и я не хотел бы оставить здесь дурную память о себе.

Настоятель улыбнулся.

— Ты всегда приводишь к нам странников весьма достойных, мой добрый Терон. Без таких путников нашему храму пришлось бы давать приют и пропитание истинно нуждающимся, — он понизил голос. — Примером тех, к кому я питаю симпатию значительно меньшую, может служить вон тот тип — видишь его? Калеку? Он здесь уже несколько десятиц.

Настоятель указал на закутанную в плащ фигуру, сидящую в чахлом садике, и пристроившуюся рядом фигурку поменьше — мальчишку лет девяти-десяти.

— Готов признать, я надеялся, что когда потеплеет, он уберётся отсюда — от него не только страшно смердит, но он странный и сам не разговаривает с нами, за него говорит мальчишка… или во всяком случае передаёт его слова, обычно загадочные и пророчащие светопреставление.

Терону стало интересно. Ослабление его собственной веры — или, по крайней мере, религиозного пыла, — не уменьшило в нём тяги к сильной вере других — даже увеличило, если уж на то пошло, поскольку именно этой верой он зарабатывал на хлеб насущный.

— Может, этот ваш калека — пророк?

Но отец-настоятель не нашёл такое предположение забавным.

— Не учи священника молиться, мастер-караванщик. Этот тип болтает не о чём-то божественном, а об… ну, это трудно объяснить, пока ты сам его не услышишь — или что говорит за него мальчишка.

— Боюсь, у нас не будет времени, — коротко ответил Терон, немного задетый отповедью священника. — Мы должны выйти завтра рано утром. В этом году на Белолесье ещё как минимум однажды обрушится снегопад, и мне не хотелось бы под него попасть. На севере нынче и без того творится много непонятного, чтоб ещё и тащиться сквозь бурю. Я скучаю по тем тёплым вёснам, что мы встречали здесь, в Саммерфилде, когда король восседал на своём троне в Южном Пределе.

— Я скучаю о многом из тех дней, — откликнулся настоятель, и на эту безопасную тему разговор продолжился до тех пор, пока между мужчинами не восстановилась прежняя дружба.

Дрова в очаге в общем зале почти прогорели, и большинство пилигримов уснули, утомлённые, после долгого дня ходьбы по холоду. Глава паломников негромко беседовал со своим возничим, когда блаженный — кем Терон, во всяком случае, был склонен его считать — медленно проковылял в зал, опираясь на чумазого угрюмого темнокожего мальчишку. Паренёк усадил калеку у очага, поближе к тлеющим угольям, а затем принял из рук оборванца чашку и понёс к ведру, чтобы наполнить.

Терон отослал возничего закончить с делами перед сном и немножко понаблюдал за немощным святым. Выяснить что-нибудь о нём таким образом было трудно: лицо скрыто глубоко надвинутым капюшоном грязного изодранного плаща, кисти рук обмотаны замусоленными тряпками. Странный человек сидел неподвижно, словно каменный, и лишь едва заметно дрожал. Пока караванщик разглядывал нищего, им овладел не благоговейный трепет, но внезапно нахлынувший ужас. Не то чтобы сам калека выглядел уж очень пугающе, но было в нём что-то такое, что заставило Терона вспомнить старые истории — не о святых пилигримах, но о неупокоенных духах и мертвецах, которым не лежится в могилах.

Паломник перебрал в пальцах связку покачивающихся и позвякивающих амулетов, которые носил на шее — какие-то он собрал сам в юные годы в путешествиях по святым местам, другие были поднесены ему в дар (или в частичную оплату за услуги) пилигримами, которыми он водительствовал. На мгновение рука его задержалась на деревянной голубке, любимом обереге, за долгое время отполированном пальцами до блеска. Это была память об одном из его первых паломничеств — к знаменитому храму Зории в Акарисе, и мысли о Белой Дщери особенно успокаивали Терона в дни тревог.

Почувствовав, что кто-то стоит у него за плечом, глава паломников обернулся. Это был отец-настоятель, что удивило мужчину — не в привычке старика было спускаться в общий зал после вечерней молитвы.

— Вы оказываете мне честь, господин, — сказал он. — Не откажетесь выпить со мною стаканчик вина?

Настоятель кивнул.

— Не откажусь. Мне нужно было спросить у тебя кое-что, а ты ведь говорил, что вы покинете нас рано утром.

Терон немного устыдился при напоминании — он ведь сказал так со злости. Налив вина из своего кувшина в чашу, он протянул её другу.

— Конечно, господин. Чем я могу услужить вам?

— Один из твоих паломников рассказал мне, что дочь короля Олина находится в Тессисе — что её нашли живой. Так ли это?

— Да, насколько я могу сказать — она объявилась там прямо перед нашим уходом, по крайней мере, ходили такие слухи. В последние дни, что мы провели в нём, весь Сиан гудел от этой новости.