Тэд Уильямс - Восстание теней [Восхождение тени] [Shadowrise ru]

— Вы ведь её слышали. Она выгадывает копейки, чтобы потом, улучив момент, украдкой бросить монетку в чашу для пожертвований. При всём своём благочестии она, похоже, считает богов глупыми, словно капризные детишки, которым нужно постоянно напоминать о том, как ревностно она им служит.

Выражение лица Элан изменилось.

— Быть может, она и права, а мы заблуждаемся — не похоже, чтобы бессмертные небожители так уж пеклись о своих смертных детях. Я не осмелилась бы назвать богов глупыми или слабоумными, мастер Тинрайт, но, должна сказать, я часто размышляла над тем, не слишком ли они отвлеклись от управления здешним миром.

Такая идея показалась Тинрайту интересной: он внезапно очень захотел развить её — обдумать, что могло так увлечь богов, что они легко бросили сотворённых ими же людей на произвол судьбы, оставив метаться в страданиях и сомнениях. Можно было бы даже сочинить об этом поэму. “Что-нибудь вроде “Странствующие боги”, - решил он. — Хотя нет, наверное, лучше “Спящие боги”…”

Дверь распахнулась так внезапно и с таким громким стуком, что Маттиас подпрыгнул, а Элан испуганно вскрикнула. Анамезия Тинрайт тут же захлопнула её за собой, стукнув ещё сильнее, рухнула на колени прямо на дощатый пол и начала громко молиться Тригону. Младенец наверху, напуганный шумом, снова расплакался.

— Что такое? — сердце Тинрайта ухнуло куда-то вниз: он понимал — случилось нечто дурное: обычно мать тратила больше времени на то, чтобы расчистить место, где преклонить колени, чем на молитву. — Мама, говори!

Женщина подняла на сына глаза; он изумился, увидев, как побелело знакомое худое лицо.

— Я тешила себя надеждой, что ты найдёшь время раскаяться в своих грехах прежде, чем конец приидет, — прохрипела мать. — О мой бедный, заблудший сын!

— О чём ты?

— Конец, конец грядёт! Я узрела приход его! Демоны посланы нам на погибель, ибо мы прогневали богов! — она вновь молитвенно склонила голову и больше не отвечала на настойчивые расспросы Мэтта.

— Пойду погляжу, что там, — сказал он Элан.

Тинрайт убедился, что запер дверь, и вышел на улицу. Сначала он следовал за толпами возбуждённых горожан, которые вроде бы направлялись в сторону гавани, ближайшему к ним участку внешних городских стен, но почти сразу развернулся против течения людской реки и стал пробиваться к мосту на Торговой улице, который был перекинут над каналом, соединяющим две лагуны. Если на том берегу, в городе, что-то происходит, ему всё прекрасно будет видно и с внешней стены за “Башмаками барсука”, таверны у конца Северной лагуны, где Тинрайт столько раз сиживал вечерком с Хьюни и ребятами. Проулок за таверной был мало кому известен, и Мэтт с собутыльниками считали его отличным местом, чтобы тискать трактирных шлюх.

По пути поэт прислушивался к обрывкам разговоров прохожих. Большинство только слышали о том, что случилось, и теперь спешили убедиться в правдивости слухов лично. Кое-кто в ужасе бормотал молитвы и выкрикивал проклятия, а кто-то выглядел лишь слегка взволнованным, будто торопился на празднества Зосимий.

— Это знак! — доносилось с разных сторон. — Сама земля против нас!

Раздавались и другие выкрики:

— Мы отбросим их! Они узнают, что такое люди Южного предела!

Иные разногласия перерастали в драку, особенно если спорщики до того успели набраться — и таких было немало. Солнце за высокими облаками едва начало клониться к горизонту, но многие сегодня взялись за бутылку гораздо раньше обычного.

“Интересно, когда боги вели меж собой свою великую войну, было так же? — задумался Мэтт Тинрайт. — Неужели и тогда находились смертные, которые собирались у поля брани, только чтобы поглазеть на сражение, наплевав даже на то, что свету может прийти конец?”

Это была вторая странная и интересная мысль — вторая за день, достойная стать поэмой. На минутку он даже почти позабыл, что непонятное явление, на которое он отправился поглядеть, повергло в дикий ужас даже его грозную несгибаемую мать.

“Но что бы это могло быть? Всё, что я видел — туман да дым. И с чего бы они напугали столько народу?”

Тинрайт нырнул за “Башмаки”, в которых шумели сильнее, чем всегда — главным образом спорили и стенали. Секунду он колебался — не зайти ли туда и не пропить ли остаток полученных от Броуна денег: ведь в конце концов, если миру суждено сейчас рухнуть, то не лучше ли проспать это событие? Насколько Мэтт помнил, в Книге Тригона ничего не говорилось о том, что нельзя напиваться в Судный день.

Постой-ка, но что если ему придётся долго дожидаться суда? После вселенской катастрофы, несомненно, соберутся громадные толпы ожидающих свершения правосудия — ну, вроде как когда король раздаёт зерно в голодный год. Так к тому времени он уже даже пьян не будет — пока до него, Мэтта, дойдёт очередь, он протрезвеет, во рту пересохнет, а череп начнёт просто раскалываться от боли. Боги, и перед орущим-то Броуном да на трезвую голову выстоять нелегко, а каково же это будет, когда он предстанет перед самим Перином, повелителем бурь, которому гром небесный служит молотом!

Дойдя до проулка за таверной, Тинрайт поднялся на холм, к подножию нависшей над ним стены, затем пробрался по уступам бермы [8] Берма — уступ, устраиваемый на откосах земляных (каменных) насыпей, плотин, каналов, укреплённых берегов, карьеров и т. п. или между подошвой насыпи (автомобильной или железной дороги) и резервом (водоотводной канавой) для придания устойчивости вышележащей части сооружения и защиты её от размыва атмосферными водами, а также для улучшения условий эксплуатации сооружения. наверх, к заброшенной караулке. К своему удивлению, он обнаружил там с десяток местных жителей, явно озарённых той же идеей. Один из них, угрюмый парень в кожаном фартуке, даже помог Мэтту преодолеть разрушенные ступеньки, чтобы он мог присоединиться к наблюдающим.

Ничто не заслоняло им вид на северную оконечность материковой части Южного Предела. Однако основные события, по всей видимости, происходили на ближайшем к ним краю города, лежащего на большой земле, — на пляже возле разрушенной насыпи. Тёмная пелена, которую Тинрайт успел уже увидеть раньше, разрослась, и в глубине её что-то огненно мерцало и вспыхивало, но не так, как могли бы плясать языки пламени, — что-то переливалось там, создавая мерный отсвет, как от расплавленного металла. А то, что он принимал за столпы странно застывшего чёрного дыма, оказалось вовсе не дымом.

Чудовищные чёрные деревья вырастали из тьмы, и ветви их походили на скрюченные пальцы — будто дюжина великаньих рук протянулась из тумана к городским стенам с дальнего берега узкой бухты. Жадные, цепкие лапы, пригнувшись над водой, стремились добраться до замка, где Тинрайт и остальные, замерев, взирали на них в немом ужасе.