Майлз Кэмерон - Грозный змей

– Возможно, я могу помочь вам скоротать время, – прошептала она.

Габриэль задумался. Вздохнул.

– Приятного вечера, – пожелал он и вышел.

Он подумал, не присоединиться ли к другим рыцарям в главном зале. Не излить ли свой гнев и высокомерие на чужих людей.

Он остановился перед часовней, где монахиня в одеждах Ордена замерла на коленях перед алтарем. Он стоял и смотрел на нее.

Она не повернула головы.

Наконец он отправился в свои покои. Тоби и Нелл привычно держались подальше от него. С помощью двух кубков вина он добрался до постели.

– Лично я предпочитаю драку, – сообщил он потолку.

Улегся и почувствовал боль в переломанной ноге. Лежал и думал о жизни, смерти и отце Арно. И о Шипе, и о его хозяине, и о том, как это все закончится. Он уже видел конец где-то вдали. Лежал и воображал, как это будет.

Потом он начал обдумывать свое чудесное спасение из последней засады. Это дало ему возможность в полной мере прочувствовать все ошибки, которые он успел совершить. Слишком рано поднял рыцарей, слишком много силы влил в свои щиты. Позволил дубу упасть на себя.

Он покачал головой в темноте.

В какой-то момент он стал думать о постоянном потоке силы, который вливался в него, пока он ожидал смерти.

Тоби ворочался на соломенном тюфяке у него в ногах.

Сэр Габриэль успел подумать о многом. При каждой новой мысли раздражение только росло. Наконец он…

…вошел в свой Дворец воспоминаний и прогулялся по нему.

Пруденция холодно кивнула:

– Ты напоминаешь мне одного непослушного мальчика, которого я когда- то знала.

– Тебя специально заколдовали, чтобы говорить такие вещи? Он дал тебе способность читать мои мысли и изрекать соответствующие остроты?

Пустые костяные глаза Пруденции посмотрели на него.

– Я полагаю, что мой второй создатель открыл, что многие мои привычки и мысли смешались с твоими, и воспользовался ими.

– Хорошо, – сказал Красный Рыцарь, – хорошо.

Он подошел к двери во Дворец Гармодия.

– Мне нужно кое на что посмотреть с другой стороны.

Он открыл дверь и вошел. Пыли стало больше. Думая об этом, он вдруг понял, что сделал старик. Где-то в его памяти должен существовать и Дворец Пруденции. И из этого следовало, что, если он проведет слишком много времени здесь, в воспоминаниях Гармодия, он может превратиться в старика или дать жизнь его симулякру.

– Не то чтобы мне это нравилось.

Он встал перед зеркалом.

Его отражение щеголяло огненным кольцом и золотым браслетом на правой ноге. От браслета тянулась цепь.

– Сукин сын.

Потом он, вероятно, все-таки заснул, потому что проснулся – веки как будто превратились в пергамент, во рту пересохло, голова гудела. Он слушал, как Тоби перекладывает вещи в сундуке, а потом боль в ноге наложилась на общее недовольство и он поднялся, уже сходя с ума от злости.

Он быстро оделся. Тоби отворачивался от него, и это разозлило Габриэля еще сильнее. Он чувствовал, что не может справиться с собой.

Его это не очень волновало.

– Где Нелл?

– В конюшне, ваша милость, – обычно Тоби говорил не так строго, – послать за ней?

– Нет. – Капитан сел и задумался. Он знал, что охватывает его ногу в эфире. Он знал, что это очень могущественная вещь, и догадывался, откуда она взялась.

Вошла Нелл:

– Вам письмо, ваша милость.

Нелл принесла ему записку, которую он прочитал, усевшись за стол. Он побледнел, только на скулах выступили красные пятна.

– Вина, – велел он.

Было раннее утро, и Тоби нахмурился.

– В чем дело, Тоби? – спросил сэр Габриэль самым ядовитым тоном.

Тоби посмотрел на Нелл, которая, отдав записку, перебирала чистую одежду в прессе. Тоби выпрямился.

– У меня есть гипокрас, – проговорил он, подходя к огню.

– Я, кажется, просил вина. В гипокрасе никакой крепости нет.

– Дозволено ли мне будет сказать… – начал Тоби со всем достоинством, на которое способен семнадцатилетний.

– Нет, – сэр Габриэль приподнял бровь, – твое мнение меня не интересует.

Тоби потянулся за бутылкой вина, но Нелл уронила ее на пол.

Бутылка разбилась.

Осколки стекла еще даже не разлетелись, а капитан уже взмыл из кресла и схватил Нелл за горло.

– Мне нужно вино, – прошипел он, – а не ваши сопливые возражения.

Она смотрела на него, распахнув глаза.

Он отпустил ее.

Нелл, дрожа, оглянулась на Тоби, который держал руку на рукояти кинжала.

Капитан вздохнул – с таким звуком воздух выходит из легких мертвеца. Не извиняясь, вышел в коридор.

Дверью он не хлопал.

Вина ему так и не досталось.

Габриэль почти ничего не замечал вокруг, пока шел по коридору башни и спускался по винтовой лестнице. Он так злился на самого себя, что едва мог дышать. Он промчался через большой зал, никого не узнавая, и пробежал мимо матери, не сказав ей ни слова.

Она улыбнулась.

Он не обратил на нее внимания, вышел на грязный двор, велел испуганным конюхам оседлать лошадь и сел на нее. Лошадь почувствовала его злость, задергалась.

– Возможно, вам приходилось ее сильно бить, – сказал тихий голос откуда-то из конюшни.

При звуках ее голоса весь гнев испарился. Габриэль почувствовал себя совершенно опустошенным.

Он развернул лошадь. Во дворе было почти пусто. В конюшне остался только один из его людей, морейский паж Гиоргос.

– Я вас понял, – сказал он.

– Вам стало легче? – спросила Амиция, выступая из тени. В поводу она вела иноходца. – Может быть, нам стоит поскакать в рассвет, на радость вашей матери?

– Там очень грязно, – сказал сэр Габриэль, задыхаясь, как в тяжелом бою, – простите за то, что она вас использовала ради грифона.

Этого он говорить не собирался.

Амиция села, по-мужски перебросив ногу через седло. Дамам так делать не полагалось, и вышло у нее неизящно, зато он увидел ее ногу. Сэр Габриэль вспомнил, что сестра Амиция воспитывалась не как леди и училась всему сама. В том числе и сложным заклинаниям.

– Пойдут слухи, – он старался говорить как можно легкомысленнее, – если мы поедем без сопровождения.

– Honi soit qui mal y pense [5] Позор тому, кто плохо об этом подумает (искаж. фр.). , - сказала она на пристойном галлейском.

Они отправились навстречу занимающемуся дню. В каждой тени таились следы зимы, а на ярком солнце уже расцветала весна. Амиция не снимала капюшона, пока они не выехали за ворота города, а потом отбросила его назад, и резкий северный ветер тут же сбил с головы вимпл, освобождая густые темные волосы. Она подхватила апостольник, который бился, как флаг в бурю, и сунула за корсаж.

Улыбнулась:

– Знаете, сколько времени уходит на шитье? Я не могу позволить себе потерять ни одну из этих вещей.