Майк Гелприн - Зеркало для героев [сборник]

Я отрицательно покачал головой, и она рассмеялась.

— Ты и не должен — моим пророчествам не верит никто. Пойдём со мной. Пойдём и займёмся любовью.

С минуту я молчал. Две с лишним тысячи лет я не знал женщин. Я утратил инстинкт продолжения рода вместе с человеческой сущностью. Но сейчас передо мной была не женщина. Я придерживал за талию единственное существо одной со мной расы и иного пола.

«Это приведёт к катастрофе, — собрался было сказать я. — Тысячи людей погибнут. Может быть, десятки тысяч».

— Пойдём, — вместо этого сказал я.

К вечеру ноги вынесли меня к Белорусскому вокзалу. Последние полгода я колесил по России. Воронеж, Пермь, Саратов, Ростов, Волгоград… Я не нашёл своего последнего города. Так же, как не нашёл его за предыдущие полтора десятка лет в Нигерии и Новой Зеландии, в Турции и Украине, в Канаде, в Японии, на Филиппинах, в Перу…

Не было дня, когда я не вспоминал бы то, что случилось в Харбине. И не вспоминал бы слова, сказанные на прощание, в гостиничном холле, через четыре часа после того, как впервые увидел странницу, которую люди назвали Кассандрой.

— Попробуем встретиться? — неуверенно предложил я тогда. — Через десять лет? Двадцать? Пятьдесят?

Назначим город и будем стремиться одновременно в нём оказаться. Кто знает, вдруг нам это удастся.

Кассандра долго молчала, потупившись.

— Не удастся, — сказала она наконец…

— Неимоверная наглость, — оборвал воспоминания гневный и визгливый голос. — Дай, говорит, полторы тысячи, мне, мол, нужно.

Я обернулся. Голос принадлежал блондинке средних лет, вульгарно одетой и не менее вульгарно накрашенной.

— И что? — заинтересовалась её соседка по очереди в билетную кассу. — Неужто дали?

— Представляете? Собственными руками достала из кошелька, отсчитала и вручила этой мымре. Сама до сих пор поверить не могу. Словно кто-то за руку дёргал.

— А она что же?

— Да ничего, даже спасибо не сказала, кукла задрипанная. Ну и молодёжь у нас пошла! Нет, вы всё же представьте, нужно ей, видите ли. А мне не нужно, что ли?

Я сорвался с места и бросился к очереди.

— Где? — выпалил я. — Где и когда это случилось?

Блондинка испуганно от меня шарахнулась.

— Вам что нужно, молодой человек?

— Я спрашиваю, где и когда у вас одолжили деньги.

— Да только что, — блондинка махнула рукой в сторону вокзальных дверей. — Там, на площади. А вам, собственно, какое дело?

Не ответив, я метнулся на выход. Вылетел на привокзальную площадь, заметался в толпе спешащих по своим делам людей. Минуту спустя я почуял ауру.

Сквозь людской поток, под ругань и мат я бросился к неказистому заведению с надписью «Мороженое» над входной дверью. Влетел вовнутрь и сразу увидел странницу.

У меня подломились колени, я судорожно схватился за дверной косяк, чтобы не упасть. Это была не она. Не та, которую люди назвали Кассандрой. На меня завороженно смотрела девчонка лет четырнадцати-пятнадцати, явная нищенка, белобрысая, чумазая и растрёпанная, выряженная в немыслимые обноски. Официантка с видимым пренебрежением смела пустую вазочку из-под мороженного с её столика, заменила полной и обернулась ко мне.

— Ваша знакомая, молодой человек? — брезгливо поджав губы, спросила она.

— Да, — пробормотал я. — В некотором роде.

— Тогда, может быть, вы заберёте её отсюда? Здесь приличное место, и вообще мы скоро закрываемся. Вы…

Я отстранил официантку, шагнул к малолетней нищенке и протянул руку.

— Пойдём отсюда.

Не сводя с меня глаз, она поднялась, переступила с ноги на ногу.

— Ты… — пролепетала она. — Ты кто?

Я ухватил её за плечи и потащил за собой.

— Зови меня Агасфером, — сказал я, когда оказались на площади. — Как звать тебя?

— Кассандрой.

Я обмер. До меня дошло. Ясно, так ясно, как только может быть…

— Не удастся, — сказала её мать в холле харбинской гостиницы полтора десятка лет назад. — Мой час близок. Я знаю свой последний город. Скоро я приду туда.

Я ошарашенно помотал головой.

— Ты не можешь этого знать. Ни один из нас не может.

Она вскинула на меня взгляд, затем улыбнулась.

— Ты забыл, что я вижу будущее. И город свой тоже вижу. Не веришь?

— Нет! — горячечно выпалил я.

— Что ж, моим пророчествам не верит никто. Но не пройдёт и года, как меня не станет. Прощай.

— Постой, — я ухватил её за предплечье. — А как же мир? По твоим словам, с нашим уходом он ожиреет, одряхлеет и умрёт.

— Мир? — насмешливо переспросила она. — С него не убудет. Теперь прощай.

Разбитый и опустошённый, я побрёл от неё, куда глядели глаза. Не знаю только, чьи. Моросил дождь. Скользили по щекам, стекали к губам капли. Отчего-то солёные.

Неделю спустя чудовищной силы наводнение захлестнуло Приамурье и Северо-восточный Китай. Но я к этому времени был уже далеко…

С мира не убыло. Я держал за перепачканную мороженым и уличной грязью ладонь свою дочь. Её аура, чёрная, бездонная, как у любого из нас, обволакивала меня. Только вместе с болью был в ней ещё и страх. Жуткий и вязкий страх от недопонимания и неопытности.

— Кассандрой назвала меня мама, — сказала она, глядя на меня снизу вверх. — Её тоже так звали. Она умерла вскоре после того, как родила меня. Это было в Сирии, в Алеппо.

— А потом? Что было потом?

— Не помню.

Потом наверняка были приюты. И война. И кровь. И колонны беженцев. И снова приюты. Побеги, скитания, нищенство…

— Ты знаешь, кто ты?

Она знала. Пять лет назад в Бухаресте она встретила пилигрима. Тот называл себя Каином. Он рассказал ей.

— Он бросил меня, — прошептала Кассандра, утирая слёзы с чумазых щёк. — Бросил и ушёл искать свой последний город. Я знала, что это за город и сказала ему, но он не поверил.

— Знала? Откуда знала?

— Просто знала и всё. И твой знаю тоже. Хочешь, назову его тебе?

Я отшатнулся. Пилигрим, которого люди назвали Каином, не поверил ей. Я не поверил её матери. Но теперь… Теперь я поверю наверняка. Иногда наложившая проклятия сущность позволяет скитальцу самому выбрать дорогу. Я приду в свой город. Приду, куда стремился сотни, тысячи лет. И тогда новую Кассандру, плоть от плоти своей, больше не встречу.

Я рукавом утёр пробившую лоб испарину.

— Нет, — сказал я твёрдо. — Я не хочу этого знать.

Подведение итогов. Все когда-то было и все возвращается на круги своя, но в измененном виде. Единство происходящего во все времена во всех мирах.

Чем старше я становлюсь, тем сильнее скучаю по папе. Он отдаляется от меня во времени, как будто неподвижно стоит на плоту, уносимом течением, а я кричу ему с берега, прыгаю, машу руками, надеюсь, что он смотрит, что всё ещё видит меня.