Ираида Волконская - Единственная для эшра

В палату вошёл врач и поинтересовался моим самочувствием. Описала свои ощущения и попросила еды. Он сказал, что мой организм затратил слишком много сил на восстановление после первой тренировки, поэтому сегодня у меня будет перерыв и усиленное питание. Конечно, много затратил, видел бы этот врач, во что меня превратил мой «тренер», так не удивлялся бы сейчас.

Мне вновь принесли мясную пюрешку и странно пахнущий белый напиток. Отпила немного – гадость, конечно, та ещё. Оказалось, что напиток, пахнущий как мел, – это смесь с повышенным содержанием кальция и ещё целой кучей необходимых микроэлементов. Теперь, мне этот жидкий «мел» придётся пить постоянно, так как начался активный рост костей и мне нужно много кальция. Просто «замечательная» новость, что я могу сказать.

Я вспомнила про Марту, она, наверное, волнуется. Интересно, что ей сказал Алан, и говорил ли он ей, вообще, хоть что-то обо мне? Чувствую себя здесь как в тюрьме. Я же приехала сюда с сумкой, а в ней лежит мой телефон; надо узнать, где мои вещи. Но для этого надо общаться с Аланом, а я видеть его не могу! Г-р-р-р, что же делать?! На всякий случай спросила про свои вещи у санитара, что сменил мне капельницу. Но, как я и предполагала, он про них ничего не знает. Значит, остаётся только Алан.

Ох, как же меня «корёжит» – не могу спокойно лежать, как ни повернусь – тело болит всё сильнее.

– Привет. Как себя чувствуешь? – вывел меня из задумчивости голос Алана.

От его голоса рефлекторно напряглось всё тело, и я приготовилась обороняться. Кажется, он это заметил и приподнял правую бровь в удивлении.

– Тебе, ведь, сказали, что сегодня у тебя выходной?

– Сказали… – Ох! Что же сердце так сильно бьется? – Алан, где мои вещи?

– Вещи? – Не понял муж.

– Моя сумка. – Начала злиться я.

– А-а-а, не волнуйся она у меня, – улыбнулся Алан. А меня чуть не перекосило от его улыбки.

– Принеси мне её, пожалуйста, – как можно более ровным тоном, попросила я.

Алан явно удивился, но просьбу выполнил. Телефон, естественно, разрядился, а зарядку я не взяла. Муж, всё это время наблюдавший за моими действиями, поинтересовался, зачем мне телефон. Пришлось признаться, что я хотела позвонить Марте.

– Лучше этого не делать. Я сказал Тиму, что мы будем находиться в труднодоступном месте, где плохо со связью. Так что она не ждёт твоего звонка, – напряжённым тоном сказал Алан, наблюдая за моей реакцией.

Какой же он всё-таки продуманный! Зараза!

– А ты не думал, что общаясь с Мартой, мне было бы психологически легче перенести все, что со мной происходит?! – начиная «закипать», спросила я.

– Рина, я понимаю, что ты оказалась в очень непростой ситуации, но, пока, твоё состояние настолько не стабильно, нам нельзя никого посвящать в происходящее. Не пойми меня не правильно, но Марта довольно общительный человек, и я не уверен, что передаваемая тобой информация останется при ней.

Вот и весь сказ, конспираторы, блин! Да я сдохну здесь от страха и боли в полном одиночестве! Хотя, нет, Алан в качестве моего личного экзекутора будет всегда со мной. Зато, если я не выживу, можно будет просто сказать, что я свалилась в какое-нибудь ущелье, и дело с концом. А простодушная Марта, конечно же, поверит! Но, может, так, и правда, будет лучше, по крайней мере, для неё. Ведь для подруги, мир эшров так и остался светлой сказкой. А, если она узнает, что со мной сотворил Алан, то боюсь даже себе представить, как она отреагирует. Но, вот, сплетницей Марта никогда не была!

– Хорошо, уговорил. Но, если всё завершится благополучно (во что я, если честно, слабо верю), то от неё всё равно нельзя будет скрыть правду, – буркнула я.

– Когда твой процесс трансформации завершится, можешь рассказывать Марте всё, что сочтёшь нужным. И, спасибо за понимание.

– Алан, я хотела бы выйти на улицу. Это возможно? – спросила я, затаив дыхание.

– Если только ненадолго, – немного подумав, ответил Алан. – Если твоё тело будет изменяться дальше в соответствии с прогнозом наших биологов, то, примерно, через месяц, мы сможем с тобой перебраться на нашу базу в Подмосковье. Там ты сможешь тренироваться на улице.

На улице – это хорошо. Тренироваться – не очень хорошо, но надо… Выдержать бы, ещё, этот самый месяц.

Месяц я выдержала, сама не знаю как, если честно. Первая неделя для меня была просто кромешным адом. Внутренне я постоянно бунтовала и сопротивлялась нынешней моей действительности. Это было, пожалуй, самое сложное – внутренне принять, что мой мир никогда уже не будет прежним: ни я сама, ни Алан, ни наша с ним жизнь – ничто не будет как раньше.

Каждый день моё тело покрывалось сотней синяков и порезов. Каждый день я смотрела в глаза мужа и ненавидела его всё больше. Но надо отдать ему должное, в его взгляде никогда не было превосходства или садисткого огонька, только сосредоточенность и, пожалуй, страх. Этот страх мелькал в них всякий раз, когда я очень сильно вскрикивала от боли или приходила в себя после обморока. Но он его очень быстро подавлял и, вновь, я видела жёсткий взгляд военного, стремящегося к своей цели. Как бы плохо или больно мне ни было, он ни разу не сделал мне поблажки, ни разу. Как же мне не хватало тепла, простого человеческого тепла и поддержки! Только контроль и дисциплина, дисциплина и контроль.

А ночи, как же я их боялась! После изматывающего дня, когда в голове проносятся его жёсткие замечания и окрики, а уши, помнят свист кнута (да, ему ещё неоднократно приходилось использовать его в качестве мотиватора), ощущать его нежные прикосновения, его жаркие губы – было психологически невыносимо. Постепенно он стал всё изощрённее в своих ласках и заставлял моё тело вопреки моему желанию откликаться на них. И это было особенно унизительно для меня. Ненавидеть и получать удовольствие одновременно. О-о-о, это ещё та пытка, я вам скажу! Лаская меня ночами, он, словно, переносился в наше прошлое, словно ничего с нами не произошло, словно не было монстра. Он шептал, что любит меня, что не может без меня жить. Его глаза пылали такой страстью и отчаянием, что не поверить ему было невозможно.

А на утро меня встречал всё тот же жестокий тренер-мучитель. Без эмоций, без жалости. Тотальное подчинение или кнут. Иногда у меня было очень чёткое ощущение, что я схожу с ума. У моего мужа раздвоение личности! Нет, правда. Я просто не понимаю, как он может так разграничивать: себя – тренера и себя – любовника?

И постепенно мне всё же пришлось играть по его правилам, иначе, мне бы точно понадобился бы психиатр. Теперь, мои реакции на Алана – тренера и Алана – мужа кардинально отличаются. Во время тренировок я его ненавижу, подчиняюсь и боюсь. А ночью, я отсекаю от себя все, что было днём, и принимаю его любовь, не сопротивляясь. Я позволяю себе погружаться в пучину его страсти и получать удовольствие. Наверное – это было правильным решением, потому что его ласки, – это единственное доступное мне сейчас удовольствие. И как он когда-то сказал, – это мой единственный допинг.