Михаил Осоргин - Сказки и несказки [Совр. орф.]

Слышал он, что купец перепродал ее другому, другой третьему, и след ее пропал. И не по следу пошел рыбак. Он шел в ту сторону, откуда по ночам чудился ему стон жемчужной души и доносились ее слова:

— Ко мне не вернется моя свобода… Душа моя умрет, рыбак…

Шел, не разбирая дороги, не справляясь у встречных, не отдыхая в пути. Сколько шел — не помнил, куда шел — не знал. Шел через горы, не чувствуя усталости, проходил города, не замечая улиц. И чем дальше шел, тем яснее по ночам слышал знакомый тоскующий голос.

Откуда звучал этот голос? Куда звал он?

Звучал он и близко и далеко, будто от предутренней звезды к самому сердцу рыбака протянулась струна, и дрожала, и пела, и рыдала…

Это было ночью, в густом лесу. Струна перестала рыдать. Рыбак шел без дороги, раздвигая руками колючий кустарник. Сверху сквозь ветви деревьев смотрели звезды, кругом мелькали фонарики светящихся жучков.

Рыбак слышал стук сердца, и казалось ему, что лесное эхо повторяет эти удары. Где-то в глубине леса невидимый кузнец мерно ударял молотом по наковальне. От ударов мигали звезды и вспыхивали в темноте блуждающие огоньки.

Смеялась ночная птица над путником, потерявшим дорогу. Без устали, удар за ударом, стучал молот по наковальне. На звук его шел теперь рыбак. И в звуке его он слышал теперь слова укоризны:

— Рыбак! Уже тяжелый молот кует мне кандалы из чистого золота. Уже стоит в гавани корабль, который отвезет меня на север, в далекие страны, в вечное рабство. Спеши, рыбак! Спаси мою жемчужную душу!

Рвался рыбак вперед через лесную чащу. По лицу его били ветви, ноги запинались за корни, платье цеплялось за сучья. А ночная птица все смеялась над ним:

— Вернись, рыбак, домой, все равно опоздаешь! Дома по тебе молодая жена тоскует. Нет конца у этого леса! А жемчужину твою увезут в далекие страны.

Но не слушал рыбак полуночной птицы.

Мерно стучал молот по наковальне. На звук его спешил через лес путник.

Уже светлело небо, когда лес стал редеть.

Уже взошла предутренняя звезда, когда рыбак вышел на опушку.

Уже заалел восток, когда перед ним раскинулось море.

Уже взошло солнце, когда рыбак сквозь утренний туман увидел вышедший из гавани корабль, который увозил его жемчужину в далекие страны.

Внизу, в небольшом заливе на плоском берегу стоял ряд лодок. Человек в изорванной одежде, напрягая все силы, сталкивал одну из них в воду. Когда лодку подняло сильным прибоем, он успел прыгнуть в нее, и волна отнесла его от берега. Взвился и надулся парус, и лодка понеслась по крутым волнам в открытое море.

С высокого берега видели, как уходил корабль, сначала тихо, потом все быстрее.

Видели и белый парус рыбацкой лодки, которая неслась к кораблю, не в силах его догнать.

Видели и тучу, которая была еще далеко, но двигалась быстрее лодки и корабля.

И те, кто видели все это с берега, называли безумцами тех людей на море и шли к себе домой, к семье и очагу, так как ветер крепчал и становилось холодно. Дома же было уютно, безопасно и скучно, как было вчера и будет завтра.

Когда туча закрыла полнеба и бешеный ветер стал кренить корабль, на нем убрали часть парусов. Взлетая на крутых волнах, рыбак видел вдали точку, которая была кораблем. На эту точку он держал путь, жалея, что еще слаб ветер и недостаточно велик парус лодки. Рассекая воду, он несся стрелой, и ему казалось, что цель его делается ближе.

В свисте ветра, в шуме волн он слышал прежний крик о помощи.

Он умолял море остановить ход корабля. Он умолял ветер дуть сильнее.

И бушевало море, и бешено налетал ветер, и черная туча покрывала волны темнотою ночи.

Уже не видно было корабля, и рыбак снова держал свой страшный путь туда, откуда слышал голос:

— Спеши, рыбак! Я здесь, я жду тебя! Скоро, скоро мы будем в моем подводном царстве, в моих коралловых лесах, в моем дворце из перламутра. Спеши ко мне, мой рыбак!

Волны высоко вскинули лодку. Ветер сломал мачту и сорвал парус. Среди грохота бури до слуха рыбака донеслись с корабля крики людей и звон колокола. На его глазах громадный корабль погружался в воду…

И смолкло все — и крики людей, и рев волн, и звон колокола. Не было больше ни корабля, ни лодки.

Море вернуло Жемчужине ее подводное царство.

Жили-были на свете мальчик Паша и девочка Наташа. Они были одногодки, оба сиротки, а потому и считались братцем и сестрицей.

Мальчик Паша все вздыхал и плакал:

— Ах, пальчики замерзли; ах, хлебца хочется! Ах, бедные мы, бедные, нет у нас ни папы, ни мамы, ни теплого платья, ни красивых игрушек…

Девочка Наташа не любила плакать, любила играть и смеяться и утешала братца:

— Перестань плакать, Паша. Скоро выглянет солнце, станет тепло; хлебца как-нибудь найдем, а без папы с мамой обойдемся — не маленькие!

— Ах, Наташа, — все хныкал братец. — Мы с тобой очень несчастные. Почему мы не родились птичками! Если бы мы были воробушками, мы бы устроили себе гнездо под крышей, никто бы нас там не трогал, были бы мы сыты и веселы.

Но Наташа не соглашалась сделаться воробушком. Охота вечно прыгать по грязной мостовой! Вот ласточка — другое дело! Ласточки такие красивые, чистенькие, легкие, и на зиму они улетают далеко-далеко, в теплые страны, где много всяких чудес — всего не пересмотришь.

— Давай, Паша, сделаемся ласточками! — говорила она.

— Мне все равно, я и ласточкой согласен; только ведь нельзя сделаться… Вот если бы нам какая-нибудь фея помогла.

— А по-моему, Паша, можно и без феиной помощи. Нужно только хорошенько захотеть.

— Я и хочу, да ничего не выходит.

— Ты плохо хочешь, Паша, нужно очень захотеть, тогда выйдет. Давай, Наша, захотим!

— А как?

— А заберемся на крышу, сядем на краю, зажмурим глаза и изо всех сил захотим сделаться ласточками.

— А потом что?

— А потом полетим.

— Вниз?

— Я вверх полечу, а ты куда хочешь.

— А если разобьемся?

— Вот глупый! Разве можно с крылышками разбиться. Только не бойся — и полетишь.

Подумал Паша и решил, что попробовать можно.

День был веселый, ласковый, солнечный; тот самый весенний день, когда прилетает первая ласточка. Мальчик Паша и девочка Наташа забрались на крышу того высокого дома, где они прожили зиму на чердаке. С крыши видно было весь город, и поле за городом, все небо, и светлое облачко над лесом вдали. Наташа села на самом краю крыши, где сделан желобок для дождевой воды. Паша сначала боялся, но потом и он ползком добрался до сестрицы. И сейчас же стало ему страшно, и он захныкал.