Ольга Пашнина - Наследница молний [litres]

Ну и еще протянул руку и вытер слезы со щеки, ввергнув меня в крайнюю степень задумчивости. Однако я успела покоситься на стол и убедиться, что Бастиан убрал личное дело Аннабет обратно в шкаф. К счастью, сегодня огненный король решил меня не подставлять. Наверное, рассудил, что если Кейман выпрет меня из школы, то желание стребовать не получится.

– Ты не пьешь зелье, да? – спросил опекун.

Я покачала головой.

– Зря. Поможет, попробуй.

– Выпью, но… мои сны – правда?

– В каком смысле?

– Я действительно говорю в них с Акорионом или его рисует подсознание?

– Тебе снился только Акорион? Больше никто?

Я нахмурилась, смутно припоминая какие-то не слишком приличные сны, мучившие меня в прошлом семестре, но решиться рассказать, да и вообще обдумать их, не успела. Дверь кабинета открылась, и… Яспера застыла в проходе. Можно было не сомневаться: магистр Ванджерия увидела и задравшееся до самых границ приличия платье, и руку Кеймана на моем колене, и встрепанные от беспокойного сна волосы. Одни боги ведали, что подумала Яспера, увидев эту картину, однако женщина сначала побледнела, потом покраснела и сжала губы в тонкую ниточку.

– Позже, – бросил ей Кейман.

В абсолютной тишине Яспера медленно закрыла за собой дверь. И тут же у меня дернулась нога, но Крост и не подумал убрать с нее ладонь.

– Зачем вы так с ней? – вздохнула я. – Она ведь влюблена.

– И что мне с этим обстоятельством делать? Я не в ответе за чужие чувства.

– Вы могли бы быть с ней помягче.

– А где я с ней жесток?

Я многозначительно покосилась на колено, которое уже не просто согревала ладонь мужчины – она обжигала.

– Я в своем кабинете. Если кого-либо печалит то, чем я занимаюсь у себя, им следует стучать. Ну или хотя бы носить колокольчик на шее.

– Хорошо, я поняла. Мы все во всем сами виноваты.

Кейман засмеялся:

– Может, в тебе и есть способности к обучению. Начинаешь схватывать.

– Так что с моими снами? Это ведь не просто сны. Мне кажется, что я говорю с Акорионом. Будто он в моей голове, знает каждую мысль и каждый страх.

Прежде чем ответить, опекун долго молчал. Обдумывал, что можно мне сказать. Я становлюсь параноиком.

– Акорион сейчас там, откуда он не может до тебя добраться. А его глаза и руки – Джорах Оллис – залег на дно. Когда ты спишь, завеса сознания истончается. И Акорион может отчасти влиять на сны и видения. Эдакая смесь подсознания и наведенных снов. Я уже говорил, как от них избавиться. Просто снотворное. И путь для темного бога будет закрыт.

– А почему вы спрашивали, вижу ли я только его?

– Хочу использовать тебя.

Он вдруг так резко поднялся, что меня обдало невесть откуда взявшимся ледяным ветром, хотя все окна были закрыты. В воздухе отчетливо запахло дождливым лесом. Приятный успокаивающий запах.

– Сделай мне одолжение, записывай сны, раз уж не хочешь принимать снотворное. Все, что услышишь, увидишь, запомнишь. Все разговоры, места.

Я живо представила записанные сны, покраснела и неуклюже сползла с дивана.

– Мм-м… а можно не писать слишком личное?

– Ну я же не смогу проверить правдивость записанного, – логично ответил Кейман.

Не то чтобы меня это успокоило, потому что в глубине души я немножечко была уверена, что как-то, но сможет.

В комнату вернулась хоть и без головной боли, но зато с головным гулом. Словно десяток личностей спорили в моей голове. Очень хотелось заткнуть их все, упасть на кровать и отключиться, но я неожиданно хорошо выспалась на диванчике в кабинете директора.

– Шторм, я бы на твоем месте вел себя поскромнее, – снова появился куда-то пропавший было ди Файр, – я ведь использую всю информацию, что получил, пока здесь мотался. В том числе о тебе и директоре.

– Между мной и директором ничего нет.

– А то я не видел, – фыркнул Бастиан, – как он на тебя смотрит.

– Как?

– Как адепты на яичницу утром. А Ванджерия рыдает, кстати. Сидит у себя и воет на луну. Ты, Шторм, удивительная баба. Тебя даже уничтожать нет смысла, ты сама настроишь против себя всех.

Пришлось показать Бастиану средний палец – на большее не хватило сил.

– А если я не придумаю, как рассказать Аннабет о Ленарде, то меня возненавидит и подруга. – Это я уже произнесла вслух случайно, погрузившись в размышления.

– Вообще, я с удовольствием посмотрю, как ты останешься в одиночестве и унынии. Но дуры меня бесят больше темных, поэтому прими бесплатный совет – заткнись и сделай вид, что ничего не читала.

Я приоткрыла один глаз.

– Даже не знаю, верить ли в добрый совет от тебя.

– Если бы ты влезла в мою семью, я бы тебя убил, – вполне серьезно отозвался ди Файр.

Я вспомнила пламя в его глазах в одну из наших встреч и как-то сразу поверила. Легче от этого, правда, не стало.

Если я когда-нибудь высплюсь, то этот день объявят национальным праздником. Будут пускать фейерверки, угощать всех пивом на главной площади и бурно делиться мнениями: выпадет ли еще на нынешний век такой дивный праздник.

Утром прыгала по комнате, одновременно складывая в сумку все необходимое и застегивая платье на загривке. Потом поняла, что сразу после завтрака поставили тренировку по крылогонкам и платье придется сразу сменить на спортивную форму, но переодеваться не стала, рванула как есть.

Несмотря на утренний «час пик», в коридорах жилого корпуса школы было подозрительно тихо. Я встретила лишь парочку первокурсниц с факультета воды, но те оказались уж очень пугливыми: при виде меня замерли, словно оцепенев, и быстро юркнули в ближайшую аудиторию. Что-то мне все это не понравилось. Душа почуяла подвох, а задница – приключения.

Я заглянула в столовую и, никого там не обнаружив, отправилась на поиски уже с совершенно четким ощущением какой-то беды. По мере того как я спускалась в холл, гул нарастал, и вскоре я очутилась среди десятков взволнованных адептов. Все столпились посреди помещения, из-за стихийно образовавшегося полукруга было очень сложно спуститься с лестницы и пробиться в первые ряды зевак.

А когда мне, наконец, это удалось, я ахнула, потому что вокруг были цветы. Много цветов! Корзины с красными и черными розами, коробки с кокетливыми ромашками, охапки легкомысленных колокольчиков, тяжелые и пахучие цветки, напоминающие георгины. Буйство красок и запахов! И на каждом букете мое имя. Черные карточки с серебристыми, изящно изгибающимися буквами. Ни подписи, ни отправителя, да и зачем? И так ясно, кто заказал этот кошмар.

Но самое мерзкое то, что помимо корзин с цветами по холлу были разбросаны белые куски чего-то непонятного. Сначала я приняла их за элементы подарочка от Акориона и мысленно пожала плечами: уже даже не было сил пугаться или ужасаться изощренной фантазии темного бога. Но потом дошло: вокруг валялись осколки мемориала, установленного в честь погибших студентов. Красивые статуи девушки и парня превратились в груду осколков, издевательски разбросанных между цветов.