Lady Tiffany - Madness and Greatness [СИ]

— Следи за языком, дочь моя, — как всегда спокойно отвечает лорд Утёса Кастерли, выждав немного. — Ты не ненавидишь Лианну. Тебе её жаль.

— Какая разница? — фыркает девушка, уязвлённая в своих гуманных чувствах.

Говорили, Лианна была прекрасней самой зимы, белее самого Севера, невинней самой Луны и печальней ночных звёзд. От бойкой, диковатой девчонки не осталось и следа, она часами сидела у озера, напевая старинные песни, заплетала себе косы, водила тонкими ручками по глади воды. Серсея по сравнению с ней была ярким солнцем, с рвением к жизни, жадной до знаний и веселья. Ей хотелось бы возненавидеть покойную Старк, но это не удавалось ей, даже чуть-чуть. «Несчастная», — думала Ланнистер, разглядывая старый гобелен с драконами. — «В детстве мне казалось, что Рейгар прекрасен в своей меланхолии, но что с ним сталось? Украсть чужую невесту, изнасиловать… Пошёл ли он на это, будь я его женой? Нет. Он не взглянул бы в сторону ни разу, а Элия Мартелл сплоховала». Да, вот Элию юная львица недолюбливала. Она так и не смогла стать королевой, бесконечно страдая по жаркому, пышащему цветами Дорну. Королевы не сдаются. Элия сдалась. Не смогла защитить своих детей.

(Или Джейме не смог?)

Гобелен, подаренный много лет тому назад Эйерисом был снят и выкинут. Отец говорил, он всё равно уже весь выцвел.

— Тебе претит быть женой Роберта, то есть короля, но ты жарко мечтаешь быть королевой. Что тебе нужно, Серсея? Кто должен быть твоим королём?

Имя почти слетает с губ девушки, но она вовремя останавливается. Кто должен быть её королём? Не тот ли юноша, что сидел у её койки, когда она свалилась с кашлем? Не тот ли юноша, что нёс её на руках до замка, когда она поранила ногу? Не тот ли юноша, что вступил в Белые Плащи ради неё? Разгневал отца, отказался от Утёса Кастерли? Серсея сжимает кулаки так, что костяшки белеют. Она хочет закричать. Рассказать отцу всё: про их поцелуи в солнечной роще, про бессоные ночи, про обещания и про клятву, принесённую под покровом ночи. Но вместо этого в воздухе повисает глухой, сдавленый хрип.

— Ты боишься Роберта, поэтому не хочешь за него замуж. Ты кричишь, потому что ты знаешь, что нужно делать выбор.

— Я не боюсь, — тихо говорит Серсея, заглушая в себе огоньки вспыхнувшего безумия.

— Так докажи.

— Лев не добыча для оленя, — девушка чувствует как разум вновь берёт верх над чувствами. Так-то лучше.

— Да. Всё наоборот. И придёт день, ты выйдешь на охоту, дочь моя.

Лицо Тайвина ничего не выражает, только тонкие губы складываются в полуулыбку. Серсея глядит на красные ручейки крови, полосящие стол для добычи. Кап-кап-кап. Пару капелек упало наземь, забрызгав накидку из лисьего меха.

Серсея усмехается непрошенным мыслям: рогатая корона спадает с чёрных кудрей её мужа прямо под ноги. Ах, как было бы прекрасно!

— За процветание нашего рода я готова идти хоть в огонь, — улыбается Ланнистер, хитро склоняя голову. Не зря говорили, что дочь Тайвина — точная его копия.

Был ли кто-то величественней Серсеи в тот миг? В серых, невзрачных мехах, с расстрёпанными ветром волосами, стояла она в беседке, полной кабаньей крови и запаха мокрой шерсти, но не было царственней существа, чем юная Ланнистер с высоко поднятой головой.

Монета подкинута. Монета упала стороной величия.

Уж слишком много было в их жизни золота.

Горячий воздух трепещет под сладким натиском шумных вдохов и хриплых стонов. Свадьба начнётся только через пять часов, а невеста уже успела изменить жениху. Да как нагло! Как нагло она закусывает нижнюю губу, смеётся, надменно шепчет: «Плевать на Роберта. Плевать на мою свадьбу. Никогда меня не отпускай».

— Ты можешь мне кое-что пообещать? — спрашивает Серсея, на секунду прерывая нежный поцелуй. Кажется, её милый любовник, истерзанный невозможной любовью и страстью, не может вымолвить и слова, поэтому он лишь кивает светлой головой.

— Пообещай мне, что ты никогда меня не предашь. Прошу, о, Джейме, пообещай мне! Я стольким рискую, я могу… Мы можем… О нас могут узнать! О, Джейме, пообещай, — нетерпеливо просит сестра. От её игривого настроя не остаётся ничего.

— Обещаю, любовь моя. Клянусь тебе.

Много ли значат клятвы Человека Без Чести? Для неё — чуть ли не всё.

Серсея замечает, как много в их жизни золота, когда сжимает хрупкими пальцами простыни, расшитые золотыми нитями. Когда она запускает руки в золотые локоны брата. Когда первые лучи солнца неуверенно светят сквозь золотые гардины, оставляя на кровати временные полосы. Золото, золото, золото… Ей это не то чтобы претит, нет. Даже наоборот. Они же золотые близнецы, гордость лорда Тайвина как никак. Гордость! Какое высокопарное слово для изменницы-жены и белого плаща. Да ещё и этот уродливый карлик впридачу. Серсее не хочется думать об этом сейчас. Ей хочется в последний раз любить свободной, полной грудью.

Последнее, что думает Серсея, перед тем как окончательно отдаться страсти и роковому влечению было: «Это безумие». Безумие, оно страшное только когда смотришь со стороны, но стоит погрузиться с головой, очертя голову, кинуться в омут, то оказывается, что оно ещё приятно.

Ах да, ещё в её мутных, далёких мыслях пронеслось: «Надо подкинуть монету!».

Монета подкинута. Монета легла стороной безумия.

Серсея опирается на руку отца и ловит на себе восторженные взгляды гостей. Она видит, как в толпе мелькают рыжеватые локоны тёти Дженны, дядя Киван с испуганным Ланселем, смущающимся перед красотой кузины, Джейме, влюблённо провожающий глазами сестру к алтарю, грозный Нед Старк со своей рыжеволосой жёнушкой. Даже они, эти суровые северяне, вызывают у невесты больше тёплых чувств, чем широкоплечий король. Роберт заслоняет собой молоденького веснушчатого септона, смотрит холодно, свирепо, почти жестоко из-под своих широких бровей. Разве так будущий муж смотрит на жену? Разве так смотрят на ту, что будет хранить под сердцем детей? Нет. Серсея не сгибается под этим взглядом, но и вольностей себе не позволяет. Слова отца звучат в её голове громче всякого девичьего лепета.

«Когда-нибудь ты выйдешь на охоту, дочь моя».

Серсея поднимается по ступенькам, начиная внимать словам септона, берёт своего благоверного за крупные кисти и слабо улыбается ему. Руки немного болят, после утреннего… разговора с Джейме, но она держится хорошо, как должна держаться невеста. Нет. Как должна держаться королева.

«Я — королева», — думает львица Ланнистер, сливаясь с Баратеоном в страстном поцелуе.

Монета подброшена. Монета встала ребром.