Lutea - Орёл, несущий копьё [СИ]

— Возвращайтесь к Владу и Аларикусу, — негромко приказал он. — Я проверю дом и догоню вас.

Удерживая в воздухе носилки, Деян зашагал к выходу, не оглядываясь на спутников. «Если бы я тогда остался…» Рассказывая о битвах, в которых участвовал в прошлом, отец говорил, что выжившие часто винят себя в смерти товарищей — Деяну тогда это казалось нелепицей, ведь человек не может контролировать всё и, следовательно, не должен винить себя в любом произошедшем рядом несчастье. «Но это я мог предотвратить. Мог убить Крейтеля сам или хотя бы остаться и помочь Якову расправиться с ним…»

Он, практически не соображая, что делает, прошёл через лужайку мимо трупов и взобрался на холм. Аккуратно опустив носилки на землю рядом с лежавшим без движения Аларикусом (видимо, силы кончились, и он отключился), сел рядом.

— Господи, что… что произошло? — услышал он дрожащий голос Штайнера, но не ответил. Тогда Влад приподнял край покрывала; на несколько секунд застыв, не мигая, он отпустил ткань и попытался придать своему тону твёрдость: — Деян, мне нужно осмотреть твои раны.

Деян вновь промолчал, лишь отмахнулся, глядя перед собой. Внутри было отвратительно пусто, не хотелось абсолютно ничего. Хоть раз поступив умно, Влад оставил его в покое и отошёл к растянувшемуся на земле Петару — тот выглядел в самом деле плохо и явно нуждался в помощи. Усталого Макса, видно, держала на ногах только хвалёная выдержка.

Несколько минут спустя появился Адлер, трансгрессировав прямо на площадку, мрачный и решительный. Беглым взглядом оценив состояние группы, он произнёс:

— Макс, Деян, Влад, сможете добраться до Берлина? Необходимо помочь Аларикусу и Петару восстановиться и немного переждать.

— Что сам собрался делать? — серьёзно спросил Макс.

Адлер посмотрел на носилки.

— Я должен сообщить семье Якова.

Деян вскинул голову.

— Я пойду с тобой.

Согласно кивнув, Адлер подобрал камешек и сотворил из него портал. Деян встал, вновь поднял в воздух носилки и подошёл ближе.

— Дайте мне знать, где устроитесь в Берлине, — сказал Грин Максу. — Мы вернёмся по возможности скоро.

— Да, разумеется, — ответил тот.

Миг спустя юноши очутились на мощёной площадке возле фонтана, изображавшего античного героя с мечом и волшебной палочкой, — единственном месте в имении Тарбуков, куда можно было переместиться извне. По выложенной белыми камнями дорожке они двинулись к дому.

— Господин Джукич, — возникший перед ними эльф почтительно поклонился. — И господин…

— Гриндевальд. Проводи нас к хозяевам.

— Но хозяева велели никого не принимать…

— Проводи, — в голосе Адлера послышалась сталь. Домовик съёжился под его взглядом, помялся в нерешительности, но всё-таки поклонился опять и попросил следовать за ним.

Хозяева поместья были в небольшой комнате, смежной с библиотекой, и пили чай; судя по парадным мантиям, они только вернулись с какого-то приёма.

— Господин, к вам посетители, — слабо пискнул эльф.

— Что такое?! — гневно пророкотал Тарбук, повернувшись ко входу. — Приказано же никого!.. — он заметил носилки и осёкся.

— Господин Тарбук, — заговорил Адлер по-хорватски, сделав шаг вперёд, — я принёс вам печальные вести.

— Что за вести? — спросил мужчина. Его супруга поняла всё без слов; вскочив из кресла, она метнулась к носилкам, оттолкнула с пути Деяна, приподняла полотно — и закричала, завыла, упав на грудь сыну, сотрясаясь в рыданиях:

— Сынок!.. Сынок!..

Придя немного в себя, Тарбук бросился к Адлеру и, схватив его сильной рукой за воротник, ткнул в щёку волшебной палочкой. Деян выхватил свою, но Грин махнул рукой, останавливая.

— Кто ты такой, мальчишка? — медленно, почти по слогам прорычал Тарбук, приблизив лицо к лицу Гриндевальда. Тот не отпрянул, сдержался; когда он заговорил, голос Адлера был полон подлинной скорби:

— Моё имя — Адлер Гриндевальд. Ваш сын являлся членом Семёрки — боевой группы, собранной мной. Этой зимой нами заинтересовался Тёмный Лорд и выразил желание видеть на своей стороне — мы согласились, ведь это великая честь — нести его идеи, очищать магическое сообщество от грязи. Сегодня мы выполняли очередное задание Тёмного Лорда. Яков погиб в бою, сражаясь за благое дело и свою мечту.

Он замолчал, открыто глядя в глаза мужчине — не страшась, не юля, не лицемеря. Почти минуту Тарбук буравил его взглядом, а затем уголки его губ опустились, он толкнул Адлера от себя и встал рядом с женой, обнял её за плечи.

— Не могу благодарить за известие, — глухо проговорил он, — но хорошо, что вы вернули нам сына, Гриндевальд…

Госпожа Тарбук вдруг круто развернулась.

— Гриндевальды — проклятое семейство! — взвыла она, обливаясь слезами. — Вы всегда приносите одну лишь боль и страдание!.. — она попыталась выхватить палочку мужа, но он вновь обнял её и прижал к себе; уткнувшись лицом в грудь супруга, женщина зарыдала громче.

— Уйдите, — бросил юношам господин Тарбук.

Адлер поклонился ему и госпоже, так же поступил и Деян, и они поспешили прочь из дома, где поселили горе.

«…Так странно и неожиданно тяжело — терять одного из „своих“. И это не горе, не скорбь, ведь связывала нас отнюдь не дружба, — это чувство сродни тому, пожалуй, которое возникает, когда лишаешься пальца: при каждой манипуляции ощущаешь нехватку, и опустевшее место лишь больше напоминает о ней…»

В зале на нижнем этаже общежития Семёрки было темно, только над роялем горели свечи в люстре. Адлер был здесь один; играя по памяти «Воздух» [1] Иоганн Себастьян Бах — Ария из сюиты № 3. Баха, он размышлял над текстом письма прадеду. Благо, новый роман, более короткий, к сожалению, чем предыдущий, был окончен — осталось лишь написать письмо и подобрать начало абзацев истории так, чтобы их первые буквы сложились в послание.

«…За исключением потери Якова, всё идёт хорошо. Меньше чем через месяц мы покинем замок и станем свободны. Товарищи мои продолжают пока пребывать в неведении относительно истинных моих планов и устремлений — ещё не пришла пора посвятить их… Даже Тёмного Лорда мне удалось ввести в заблуждение — хотя, конечно, предосторожности ради стоит не попадаться такому сильному легилименту на глаза слишком уж часто, лучше продолжать общаться через посредников…»

Мелодия кончилась, и он принялся играть её с начала — именно под «Воздух» ему почему-то особенно хорошо думалось. На самом деле, Адлер мог исполнять её практически до бесконечности — пальцы привыкли, и мозг не отвлекался на их движение, получая возможность сосредоточиться на более важных вещах, а лившаяся музыка ласкала слух. Это была одна из немногих вещей, за которые он был готов поблагодарить мать: именно она ещё в детстве усадила Адлера за фортепиано. Поначалу занятия казались мучениями, потому что были навязаны, однако ему повезло с учителем — старый австриец герр Зольберг бесконечно любил музыку и умел научить любить её других.