Lutea - Орёл, несущий копьё [СИ]

Тюрьма располагалась в горах. Не замок даже — большая башня наподобие сторожевой, какие использовали маглы в средневековье, но только эта, хоть и ветхая на вид, была укреплена такими чарами, что охрана Министерства магии по сравнению с ними покажется потугами первоклашки. Когда-то в прошлом служившая пристанищем более чем для сотни заключённых, теперь тюрьма Нурменгард имела лишь одного узника — своего создателя.

Вначале его содержали в подвалах, в карцере, когда мир ещё гневался на него за магическую войну и её последствия; служащие тюрьмы ненавидели Геллерта Гриндевальда за его характер упёртого, дерзкого, убеждённого борца. Но время шло, руководство тюрьмы менялось, а пленник старел, смирялся, утрачивал идейность, даже начал выказывать раскаяние в своих действиях.

«Кончился у дедули порох в пороховницах», — шутили надсмотрщики. Ну и пускай. Сейчас он уже не тот мальчишка, который обижался на слова идиотов и стремился за них отомстить.

Теперь у Геллерта была камера на самом верху башни — просторная, меблированная, тёплая, данная в «награду» за примерное поведение. А ещё из окон её можно было видеть небо — то хмурое серое, то безоблачно-голубое, то синее до черноты с яркими осколками звёзд на нём. Геллерт любил небо; как ни банально, оно всегда было для него символом свободы, полёта — вещей, которых он был вот уже много лет лишён.

Да, лишён… В этом году ведь исполнилось ровно полвека со дня его заточения в Нурменгард. Тогда, в далёком теперь тысяча девятьсот сорок пятом Альбус Дамблдор, великий Светлый маг в одиночку одолел человека, наводившего ужас на Европу, свершил настоящий подвиг. Но не убил страшного монстра — он же милосердный и добрый герой! — а бросил гнить в тюрьму.

Дверь камеры скрипнула — восемь часов, явился тюремщик с ужином. Опустив на стол поднос с едой, мужчина поставил рядом небольшую коробку из картона, на которой стояли многие штампы, означавшие, что проверку посылка прошла по всем инстанциям.

— Танцуй, дедуль, тебе письмо, — ухмыльнулся тюремщик, позвякивая ключами, висевшими у него на поясе; так и не дождавшись реакции от пленника, лежавшего на кровати и индифферентно глядевшего в потолок, мужчина скис и, прежде чем уйти, бросил: — И да, с Рождеством.

И на это Геллерт никак не отреагировал. Но стоило стражу скрыться за дверью, он поднялся с кровати и подошёл к столу, опустился на массивный деревянный стул, отодвинул поднос в сторону и снял крышку с коробки. Внутри оказалось несколько писем — ещё одна привилегия, которую позволила узнику победившая сторона: теперь он мог дважды в год получать почту.

Верхнее письмо, скреплённое печатью с гербом Хогвартса, надписанное аккуратным косым почерком, до жути знакомым, оказалось от того самого Альбуса, которого Геллерт когда-то давно считал своим единомышленником и преданным другом.

Дорогой Геллерт,

Не представляю, как обратиться к тебе иначе, поэтому начинаю своё письмо именно с этих слов. Вот уже пятьдесят лет минуло с тех пор, как мы с тобой виделись в последний раз, хотя и при таких мрачных обстоятельствах. Столько всего произошло за это время, и как жаль, что такой светлый ум, такой талант, как твой, фактически зарыт в землю, не приносит блага миру. Все эти годы я искренне жалел, что тебя нет рядом со мной.

Я слышал, теперь ты начал раскаиваться в содеянном. Это правильно, Геллерт, ведь то, что творил ты, было ужасно, хоть я и знаю, что ты считал это правильным. Но теперь ты всё понял, бывший друг мой; моя душа возрадовалась, когда я услышал эту новость. Быть может, хотя бы под конец своей жизни ты придёшь к Свету, обретёшь покой.

Знаешь, вот уже несколько лет я думаю о том, чтобы навестить тебя в твоей одинокой башне — а что, не откажут же мне в этой маленькой просьбе? Мы могли бы поговорить, как раньше, сыграть в шахматы… Жаль, что тебе запрещено писать ответы на письма, я хотел бы узнать твоё мнение на этот счёт…

— Поверь, не хотел бы, — проговорил Геллерт, комкая письмо и уверенным движением отправляя его в огонь камина. Ложь. Всё ложь, от первого до последнего слова. Двуличный Дамблдор. Предавший друг.

Следующее письмо отправилось вслед за первым прямо в конверте. Геллерта ничуть не интересовало, что написал ему внук — такой же лицемер, как и Альбус, если не больший. Сын Геллерта тогда, в сорок пятом, без зазрения совести сдал тайное убежище отца, где тот залечивал раны после штурма Светлыми войсками Дурмстранга, тем самым позволив Альбусу застичь врага врасплох и в конечном итоге сокрушить его. И Освальд — весь в отца; всю жизнь выслуживался, где и перед кем только мог, женился на правильной девушке из чистокровной семьи, «отмыл имя Гриндевальдов», как все говорили. И эти его письма, исправно присылаемые дважды в год, полные бодрых историй о том, как строится в мире прекрасное новое будущее — будущее, где нет места идеям Геллерта… Не семья, а сплошное разочарование.

Впрочем, не вся.

На самом дне коробки, под ещё несколькими листами из разных учреждений, расписывавших, наверняка, бонусы, которые узник получит, если публично отречётся от своих идей (они присылали их каждый год, и содержание всегда было одно), лежал томик в обложке из мягкой кожи. На форзаце было нарочито небрежно нацарапано пером:

Надеюсь, вы найдёте роман интересным.

Эта книга — очередная работа его правнука под названием «Золотая маска», рассказ о талантливом актёре, игравшем на сцене принцев, но жившем в нищете. Впрочем, сам роман Геллерт прочтёт потом. Сейчас его когда-то яркие и живые, ныне же видящие весьма плохо глаза цеплялись лишь за первые слова абзацев, точнее даже, за первые буквы этих слов — старый способ передачи информации, описанный им в дневнике, который его правнук обнаружил и внимательно изучил, а затем смог в эпиграфе к первому своему рассказу тонко намекнуть деду о шифре. Из этих букв Геллерт собирал настоящее письмо — обращение единственного человека, который его, даже ни разу в жизни не видев, искренне и беззаветно любил.

Здравствуйте, дедушка!

Вот и закончил я новую книгу, получив тем самым возможность вновь связаться с вами. Прошу прощения, что лишь год спустя, но это и в самом деле непросто: написать роман, да ещё и маскируя письмо. Однако ради того, чтобы сделать приятное вам, я готов сидеть над пергаментом ночи напролёт (что я, по сути, и делал).

Столько всего за этот год случилось, и я очень хочу поделиться новостями с вами, ведь тюремщики, наверное, забывают информировать вас. Знаете, в минувшем году в Хогвартсе состоялся Турнир Трёх Волшебников — фантастическое событие, на котором, к сожалению, мне так и не удалось поприсутствовать: директор Каркаров… вернее, бывший директор, запретил всем, кто не достиг возраста семнадцати лет, подавать заявку на участие.