Lutea - Орёл, несущий копьё [СИ]

— Понимаю… — Тод покосился на газету, которую Грин принёс с собой.

— Держи, почитай на досуге, — Адлер положил газету поверх фолианта. — Узнаешь хотя бы, что творится в мире.

Аларикус тихо хмыкнул на это и, отодвинув газету, вернулся к книге.

Вызов к директору и в самом деле не заставил себя долго ждать: после лекции по высшей трансфигурации, прошедшей во второй половине дня, преподаватель задержал Адлера.

— Идёмте со мной. Вас хочет видеть директор.

— Почему же, герр Фихтнер? — выйдя следом за учителем из класса, Адлер правдоподобно изобразил удивление. — Неужели что-то произошло?

— Вы мне скажите, — Фихтнер скупо кивнул в ответ на приветствие проходивших мимо школьников, по-прежнему не глядя на спутника. — Почему вокруг вас всегда творится что-то дурное?

Адлер нахмурился.

— Если вы имеете в виде случившееся с Яковом…

— Я сейчас говорю не о гибели Якова Тарбука, — перебил его Фихтнер, — хотя и ни капли не верю в версию, присланную нам с письмом его родителями. Нет; я говорю сейчас о февральской стычке между Викингами и Драконами, об исчезновении книг из Особой секции библиотеки в конце прошлого года, о травмах и проблемах учеников, третировавших Владислава Штайнера, которого вы взяли под покровительство, и прочих подобных «случайностях». Конечно, ни одной нити, ведущей к вам, нет, однако… — он вдруг остановился, повернулся к Адлеру, посмотрел прямо на него — сурово и требовательно. — Хватит ли у вас наглости заявить, глядя мне в глаза, что не причастны ни к одному из этих происшествий?

Адлер выдержал этот взгляд — неужели он, успешно вравший Тёмному Лорду, не стерпит натиск учителя?

— Мне больно осознавать, что вы, герр Фихтнер, единственный преподаватель в этой школе, которого я искренне уважаю, связываете меня с этими отвратительными событиями. Однако оправдываться и пытаться что-то опровергать я не стану — всё равно вы мне, если уже для себя всё решили, не поверите.

Звонок, возвещавший начало нового занятия, уже прозвенел, и коридоры быстро опустели.

Фихтнер раздражённо отмахнулся от с жужжанием вившейся вокруг него мухи.

— Тогда прислушайтесь к словам человека, которого, как говорите, уважаете. Ваши способности, герр Гриндевальд, могут открыть двери, которые захлопнуло ваше происхождение, если только вы не решите растратить их попусту. Вы могли бы многого достигнуть в области трансфигурации, ведь уже сейчас ваши статьи принимаются крупными журналами, — а вы вместо того, чтобы развивать перспективную тему, тратите время на романы, на игры в тайные общества и «высшую справедливость», или кем вы там себя и свою Семёрку считаете. Вы можете стать видным учёным, умом нового века, если бросите, наконец, отвлекаться на пустяки.

На эту тираду Фихтнер не потребовал ответа, просто продолжил путь — Адлер вновь последовал за ним, держась чуть позади, неожиданно взволнованный услышанным. В словах учителя, резких, как удары хлыста, всё же сквозило нечто иное, вовсе не желание отчитать или поучить жизни — участие. Может, даже определённая забота — юноша мало знал об этой стороне взаимоотношений, поэтому не брался судить точно. На мгновение Адлер попытался вообразить будущее таким, каким его хотел видеть Фихтнер.

Он, взрослый и серьёзный, в строгой чёрной мантии, выступает перед огромным залом, в котором ни одного свободного места, с докладом по своему текущему проекту, связанному с манипуляциями с пространством и временем… Или рассказывает классу восторженно внимающих ему детей об этапах развития трансфигурации как науки, а затем начинает демонстрировать превращения, кажущиеся школьникам истинной магией… Но в глазах этого серьёзного человека нет задора, нет наслаждения тем, что делает.

«Нет, это всё не то, не то», — отчётливо осознавал Адлер. Его место — на поле боя, с палочкой в руке, отдающим команды последователям, готовым идти с ним и ради него на смерть. Если и говорить с высокой трибуны — то только перед сторонниками, перед своей армией, вдохновляя людей на борьбу. На борьбу с государственным устройством, где чиновники служат не народу, а себе самим или вышестоящим, считающим себя чуть ли не богами. С идиотическим обществом, тратящим время на междоусобные «кровные» войны вместо того, чтобы обратить внимание на настоящую проблему: чересчур быстро развивающихся маглов, уже сейчас обгоняющих волшебников в техническом плане почти на век. С системой, где магическую науку творят в залах с затхлым воздухом старые чародеи с постными лицами, — долой этот застой! Долой правила аристократического сословья, от следования которым отошли уже даже маглы! В середине века общество ещё не было готово отринуть старый строй и обратиться к новому, лучшему — но сейчас оно наверняка созрело…

Возвышенность отступила, вернулся прагматизм — они приближались к Директорской башне, следовало собраться и приготовиться отражать атаки.

Воздух в кабинете директора казался разреженным, как после грозы. Впрочем, Лихачевич и выглядел так, словно готов был метать гром и молнии — его плотно сжатые губы подрагивали, а в глазах горел недобрый огонь. Сидевший перед его столом Казаков, преподаватель боевой магии, что-то быстро говорил, активно жестикулируя, но оборвал себя, едва дверь открылась, и обернулся.

— Иван Георгиевич, Владимир Русланович, — произнёс Адлер по-русски. — Вы вызывали меня?

— Вызывал, — выплюнул Лихачевич и бросил на стол в сторону юноши несколько колдографий. — Я требую объяснений.

Приблизившись, Адлер взял изображения и посмотрел на верхнее. На нём мракоборец с взволнованным лицом стоял, явно для соотнесения размера, около высеченного на стене знака — семиконечной звезды. На другом тот же знак был приближен.

— Что это такое? — процедил директор. Адлер перевёл взгляд с изображения на него. Удивительно, как человека, от которого за милю разит Тёмным магом, допустили до преподавания?

— Звезда мага, — Адлер аккуратно положил колдографии обратно на стол и продолжил тоном хорошо выучившего урок студента: — Этот символ использовался магами со времён Вавилона и Древнего Египта и до сих пор не утратил своей…

— Хватит паясничать! — прикрикнул Казаков, стукнув кулаком по столешнице. — Эти колдографии с места убийства, Гриндевальд, массового и жестокого убийства! Это не повод для шуток!

— Простите, Владимир Русланович, я не знал, — вопреки оптимальному сценарию, да и просто здравому смыслу, Адлер не опустил пристыжено голову с чувством глубокой вины, а продолжил смотреть на преподавателя. — Однако, боюсь, я не понимаю, почему вы показываете их мне.

— Мракоборцы прислали в школу эти снимки с вопросом, знаем ли мы, кто данный символ использует, — Фихтнер встал возле директорского стола и легко опёрся на него рукой. — У них, насколько нам известно, уже есть на примете несколько групп радикальной направленности, и мы не уверены, что стоит включать в этот список ваш студенческий кружок. Как вы считаете?