Lutea - Дети войны [СИ]

— Да, профессор, к завтрашней церемонии закрытия оба ваши студента будут на ногах, — с тенью нетерпимости в голосе отвечал Афанасий Петрович на вопросы Лаубе; они стояли в коридоре, но дверь не была закрыта.

— Что ж, рассчитываю на это, господин Свиридов, — проговорил Лаубе, и каблуки его сапог застучали по коридорному полу, удаляясь.

А после явились русские, и остаток вечера прошёл в благостной атмосфере: старательно избегая тем, связанных с мировоззрениями и политикой, они четверо пили чай с пирожками, переданными лично, как с улыбкой сообщила Мария, Яниной Елисеевной с пожеланиями скорейшего выздоровления. Фридриху же — поделилась потом, когда подруга ненадолго вышла, Оксана по секрету — старая ведьма намеревалась послать какую-то суровую отраву, явно не забыв нанесённую Марии обиду, но Ровинская её отговорила.

На протяжении вечера Александр невольно всё чаще поглядывал на Марию. Сейчас она, в другое время порывистая и прямолинейная, была очень спокойна и обходительна — быть может, атмосфера госпиталя так на неё действует? Ведя беседу осторожно, сглаживая споры, она чётко выполняла предписание герра Свиридова не волновать пациента, а кроме того ненавязчиво, но от того не менее внимательно наблюдала за Александром, подмечая мельчайшие изменения в состоянии, — вовсе не казалась той, кто способен идти на конфронтацию и рисковать быть оскорблённой только чтобы добиться правды в ответ на свой вопрос.

На церемонии награждения победителя дуэльного чемпионата, которая состоялась на следующий день в полдень, Александр, уже вполне пришедший в себя после травм, сохранял хладнокровие. Винтерхальтер, тоже чувствовавший себя лучше, хотя всё ещё необычайно бледный, держался гордо и явно был крайне доволен собой. Когда он, получив из рук герра Троймица кубок, сходил со сцены под гром аплодисментов, Александр тоже хлопал, хотя и слабо, только из вежливости. Винтерхальтер ограничился тем, что коротко кивнул ему, когда вернулся к однокласснику и герру Лаубе.

Впрочем, сегодня отчего-то Винтерхальтер раздражал меньше обычного — потому, наверное, что сразу же после церемонии, вышедшей неоправданно долгой и убийственно скучной, Александр покинул дурмстрангцев и присоединился к шумной компании русских ребят — в неё Оксана и Николай его буквально утащили, но Штайнер особенно и не возражал. Он понимал, что это — последний день, когда он может позволить себе расслабиться, отдохнуть. Следующий такой выпадет очень нескоро.

Начиная с обеда и до позднего вечера делегация Колдовстворца гудела в «Самобранке» — одном из известнейших трактиров Буяна. Заняв целый отдельный зал, дуэлянты, зельевары и их группа поддержки отдавали должное местной кухне — Василий Лисицын, к примеру, довольно странным способом: настойчивой попыткой запихнуть в себя весь запас пирогов в «Самобранке», утверждая при этом, что всё дело в споре, — без конца поздравляли Марию с победой в состязании зельеваров, делились впечатлениями о чемпионатах, да и просто общались. На Александра юноши компании поначалу смотрели с подозрением, но затем, увидев, как общается с ним Николай (как Штайнер успел понять, Назаров был их своеобразным вожаком), отбросили сомнения и стали расспрашивать о дуэли против Винтерхальтера. Девушки же в большинстве своём обступили Диего Фидальго, которого, смущающегося и отчаянно краснеющего, привела Мария, — им было интересно посмотреть на лемура и послушать рассказы Диего о Кастелобрушу и его родной Боливии.

Когда же долгое застолье стало приближаться с своему логическому завершению, все стали по двое-трое разбредаться: кто-то обратно в гостиницу, кто-то — гулять. Оксана увлекла куда-то Николая ещё полчаса назад, и Александр предложил Марии проводить её домой, на что та согласилась.

Большую часть дороги они молчали, думая каждый о своём. Александр мысленно поражался, как легко в этот день его, человека, сторонящегося подобных сборищ, втянули в компанию; и пусть он большую часть вечера всё равно провёл в стороне от шумного веселья, сам факт был примечателен.

Что было на уме у Марии, ему оставалось только гадать.

Когда они остановились у крыльца особняка Мелеховых, в просвет между облаками ненадолго выглянула луна.

— Благодарю вас за компанию, госпожа Ровинская.

— Спасибо и вам, господин Штайнер… Александр, — сказала Мария странным тоном, полным серьёзности и в то же время просьбы, почти мольбы. — Надеюсь, что и после этого расставания мы будем поддерживать контакт. Я очень бы этого хотела.

«Какая прямолинейность», — подумал он с подступившей нежностью, такой непривычной, такой щемящей.

— Я напишу вам, Мария, — пообещал Александр и легко поцеловал её руку, после чего с большой неохотой разжал пальцы.

Явно неосознанно Мария прижала руку к груди.

— Я буду ждать.

Вежливо поклонившись, Александр развернулся и зашагал по мостовой в сторону Ярмарочной площади.

Дверь дома Мелеховых захлопнулась далеко не сразу.

2 июля 1961 года.

После возвращения с Буяна остаток мая пролетел почти незаметно, и пришёл июнь, полностью отданный под сдачу выпускных экзаменов.

Времени наслаждаться победой, одержанной на дуэльном чемпионате, совершенно не было. В первый вечер, конечно, Фридрих отметил успех с друзьями, но после вынужден был основательно засесть за книги. Он сдавал много предметов; для поступления на работу в Департамент международного сотрудничества, помимо общих для всего Министерства требований о высших баллах по общим чарам, трансфигурации, арифмантике и защитной магии, необходимы были также история всемирной магии и два иностранных языка. Кроме того, в старшей школе Фридрих продолжал углублённое изучение боевой магии и древних рун и собирался включить отметки по ним в свой аттестат.

Из его компании всерьёз готовился к экзаменам только Маркус — несмотря на то, что для зачисления в квиддичную команду ему вовсе не нужны были никакие оценки по школьным предметам, он по собственному почину сдавал помимо общих чар, обязательного минимума при выпуске, ещё трансфигурацию и защиту. Кристоф заявил, что ограничится чарами и боевой магией, а Лукаш без удовольствия сообщил, что отец требует от него удовлетворительных баллов по арифмантике и артефакторике — семья Свидерских владела крупнейшим в Польше производством артефактов для дома.

— Зачем вообще это? — ворчал Лукаш, с неприязнью поглядывая на учебники, которыми вынужден был обложиться. — У отца двое артефакторов-советников, на откуп которым он уже давно отдал мастерские…

— Могу предположить, — хмыкнул Кристоф со своего места — он сидел у камина в гостиной и расслабленно листал журнал о квиддиче. — Отец твой боится, что ты не будешь вообще ничего понимать в семейном деле и после его смерти своим безразличием разоришь род.