Lutea - Пятна на солнце [СИ]

— А разве не это — обещанная еда? — Изуна невинно улыбнулся, а затем обнажил зубы в оскале. — Или пальчики Сенджу-сама для меня чересчур хороши, меня угостят белым мясцом? — он покосился на Тобираму и вновь клацнул зубами. Сенджу в курсе, Тобирама так точно, что он безбашенный, и могут поверить, что он не боится. На самом деле Изуну гложет страх — не за себя, за брата. Ужас с примесью стыда: придя за ним, Мадара попадёт в ловушку, подставится… Ками, только бы не пришёл!

Надежды на это отчаянно мало.

Хаширама усмехнулся. Тобирама, судя по рассерженному шипению, шутку не оценил.

— Сегодня без мяса… и крови, — Хаширама поднялся, на губах — спокойная, почти добродушная улыбка. — Есть рыба. Будешь?

— Ну вот! — Изуна гротескно вздохнул и откинулся назад — чертовски неудобно, учитывая связанные за спиной локти, но для образа нужно. — А я всю неделю мечтал, как попаду в плен к Сенджу, и вы меня накормите мя-я-яском…

На сей раз Хаширама засмеялся: просто и звучно. Кто ещё из них ненормальный, в самом-то деле?! Продолжая посмеиваться, он вышел — надо же, глава клана сам отправился за едой для пленника! Хотя, скорее всего, травник-Сенджу хочет лично что-то подмешать Учихе в еду. В любом случае, пока его нет…

Изуна перевёл взгляд на Тобираму.

— Точно не покормишь меня своими пальчиками?

— Замолчи, Учиха, — неприязненно проронил Тобирама из своего угла. Его красные глаза мрачно горели.

— С чего бы? — хмыкнул Изуна, вскидывая голову. У младшего Сенджу броня изо льда, но под ней — жидкий огонь. Вот бы добраться, высвободить… — Нии-сана нам ждать ещё долго — в тишине, что ли, сидеть будем? Давай поболтаем, узнаем друг друга получше… Вот, к примеру, Тобирама, скажи: ты чего вечно жмуришься на поле боя? С гендзюцу же намного веселей! Помнишь, какие я замечательные картинки тебе рисовал? Кровь, кишочки, пара братишек с подпаленными шкурками, а?.. Хотя нет, я придумал получше, — он поймал и удержал взгляд Сенджу, заговорил тихо и вкрадчиво, без тени шутки: — В следующий раз покажу, как ты сам убиваешь их. Кунаем по горлу. Катаной в живот, поводить, чтобы расширить рану. Медленно-медленно, со вкусом, смакуя, и чтобы кровь текла на руки, такая горячая и родная…

Тобирама низко, приглушённо зарычал. Сделал шаг — Изуна прищурился. Ну же, кинься! Вцепись в горло, вырви плоть и хрящи, перегрызи трахею! Тогда нии-сану не придётся вести переговоры с Сенджу!..

— Тобирама!

Слово как удар. Даже Изуна дёрнулся, Тобирама и вовсе словно в землю врос, не решаясь дышать, не то что пошевелиться.

— Довольно, — Хаширама стоял на пороге с тарелкой в руках. — Проверь окрестности.

Резко кивнув, Тобирама вышел, не глядя брату в глаза. Хаширама шагнул к Изуне, остановился над ним — Учиха подался назад, насколько позволяли верёвки. Инстинкты вопили: бежать!

— Не задирай моего брата, — произнёс Хаширама медленно, с расстановкой. Его Ки придавила до сорванного ритма сердца, до ужаса, заледенившего всегда горячую кровь. — Я не покалечу тебя серьёзно, но заставить молчать — могу.

— Я понял, — ответил Изуна хрипло и коротко кашлянул, прочищая горло. Ловя себя на том, что ещё никого в жизни так не боялся.

Проверка была тщательная и не оставила сомнений: письмо Хаширамы не подлог и не враньё. Изуна в самом деле, возвращаясь с миссии, пропал. Если бы решил задержаться где-нибудь по дороге или вовсе свернуть по своим делам, предупредил бы брата — однако же нет, никаких писем от него Мадара, да и никто в клане не получал. Зато участок местности, где должен был пройти его обратный путь, нёс характерные признаки недавнего боя. С участием Хаширамы.

Едва это выяснилось, Мадара вызвал к себе Хикаку и поручил ему присмотреть за кланом (временно, как сам надеялся), после чего выдвинулся из селения Учиха к месту встречи. Один; из оружия — только гунбай за спиной и глаза, полные мрачной решимости.

Он не верил, что дошло до такого. Между ним и Хаширамой с тех самых пор, как они разбежались врагами с той речки, на берегах которой дружили, существовало неписаное правило: не трогать младших. В сражении между собой можно отпускать любые тормоза, ранить друг друга, доводить боем до грани потери сознания, но младших братьев — не трогать. Пусть сами между собой разбираются — это их противостояние.

То, что Хаширама пошёл на захват Изуны… беспокоило. Он не являлся сторонником подобных методов, можно даже сказать, пренебрегал ими. Хаширама всегда действовал напролом — чего стоят десятки посланий с предложением перемирия, которые он прислал за те годы, что возглавлял свой клан. Или на сей раз шантаж — это и есть его «напролом»?

Когда селение осталось позади, а поблизости не ощущалось ничьей чакры, Мадара позволил себе сорваться на бег. Если Хаширама хочет поговорить, скорее всего не навредит Изуне, но вот в Тобираме Мадара не был столь уверен. Кроме того, он прекрасно знал брата: тот сделает всё возможное, чтобы защитить нии-сана и клан. Защитить — своей смертью. Хоть бы Сенджу догадались заткнуть ему рот!

Место, названное в письме — простой деревянный дом в лесу в глубине нейтральной территории. Удивительно, насколько на виду — и в то же время безопасно, потому что клубившаяся на поляне чакра страшила до дрожи в коленях, отпугивала. Чакра Хаширамы буквально пропитывала окрестности: не только строение Мокутона, но и землю, и даже воздух. В такое место сунуться решился бы разве что сумасшедший; или тот, кто не боится выступить против этой оглушающей мощи.

Раз Хаширама не таился, и Мадара не стал — приблизился к дому открыто, внимательно, однако, следя за окрестностями: Тобираме не составило бы труда скрыть свою чакру за братской и затаиться, устроить засаду. Пленный брат главы клана Учиха — хорошо, но сам глава — ещё лучше, верно? Что ж, если Тобирама действительно решил так, он умрёт. Хаширама первым пересёк черту.

Он появился на пороге дома. Лицо Сенджу застыло в безмятежности.

— Мадара.

— Хаширама, — Учиха остановился и вскинул подбородок. — Где мой брат?

— Внутри, с моим, — Хаширама оглянулся через плечо, не теряя, впрочем, его из вида. Несколько секунд прошло в молчании, а затем из темноты за спиной Сенджу выступил Изуна, придерживаемый Тобирамой за плечо. Мадара быстро оценил состояние брата: связан, накачан чем-то для подавления чакры, но помимо этого цел, ни единой раны на теле, шагает сам, хотя и тяжело. Только выражение лица напряжённо-задумчивое, при этом — на удивление отстранённо от ситуации.

При виде Мадары в глазах брата за миг отразилась целая гамма чувств от болезненной опаски и стыда до почти злого укора. Мадара ограничился взглядом, который, он знал, сказал Изуне всё. О том, чтобы бросить отото, старший даже не думал.