Lutea - Клан Учиха. Возрождение легенды [СИ]

Саске недовольно свёл брови на переносице. Слегка загоревший на юге, с отросшими волосами и новой для него, но обычной для Учих истинной сталью во взгляде — больше не парень, а взрослый мужчина.

Он шагнул ближе, и Сакура невольно затаила дыхание — что Саске сейчас сделает, что скажет? Его пыльный с дороги плащ пах чем-то чужим, далёким…

Зато тепло его объятий было всё таким же родным.

Первый крик ребёнка был громче взрыва для измученной родами Сакуры. Но волна от этого взрыва накрыла её не болью, а огромной нежностью, заставила, плевав на бессилие и лопотание ирьёнинов вокруг, привстать на локтях.

Шизуне держала на руках и обтирала младенца. Она сказала с улыбкой:

— Поздравляю, Сакура. Это девочка.

— Девочка… — выдохнула она, зажмурившись, едва осознавая, что плачет от счастья. — Дай мне её…

— Сейчас, — семпай подошла и положила девочку на грудь Сакуры рядом с соском. — Вот так, маленькая, бери в ротик…

Сакура не слушала. Всё её внимание сосредоточилось на маленьком существе, комочке тепла у её сердца — её ребёнке. Осторожно, неловко дрожащей рукой она прижала дочку к себе с твёрдым намерением никогда не отпускать.

Саске пустили к ним несколько часов спустя, когда Сакура немного пришла в себя — и то, она подозревала, её муж применил свои особые способы убеждения, чтобы попасть в палату. Обычно сумасшедших папаш держали подальше от матерей и только что рождённых, а Учиха был однозначно сумасшедшим — одного взгляда на него хватало, чтобы поставить диагноз.

— Саске, ты что, кусал губы? — слабо поддела его Сакура, не сумев удержаться.

— Волновался за вас, — отчеканил он, посмотрев на неё с нетерпением. — Можно?

Сакура просто кивнула, и когда Саске приблизился к её кровати, подала ему дочь, спавшую рядом. Саске принял ребёнка очень осторожно, вгляделся в маленькое личико — и в тот момент на его лице отразилась целая гамма чувств: искренний восторг, нежность, страх, серьёзная решительность… и любовь. «Он никогда не станет носить на руках меня, — подумала Сакура, — но её будет».

— Как назовём?

Саске с трудом оторвал взгляд от дочери, посмотрел на Сакуру ошалело и без единой мысли. Затем, оправившись слегка, сказал:

— Сарада. Учиха Сарада.

— Мне нравится, — улыбаясь, одобрила Сакура.

Весть о том, что Сакура стала матерью, застала Цунаде в Стране Горячих Источников. Закончив читать доставленное Кацую письмо, Цунаде, довольно улыбнувшись, убрала послание в карман и повысила голос:

— Эй, Учиха! В вашем клане пополнение!

Распахнувшись, в темноте у дальней стены засветились два разномастных глаза. Мадара поднялся из позы для медитации и подошёл к столу.

— Сакура родила?

— Да, два часа назад.

— Кто?

— Девочка.

На лице Мадары отразилась неудовлетворённость. Впрочем, вслух он произнёс:

— Хорошая новость. Надеюсь, Итачи также не станет тянуть с продолжением рода.

— Для этого ты его сперва жени, — хмыкнула Цунаде, которая не упускала случая поддеть Мадару на тему его матримониальных замыслов.

Учиха нахмурился, помолчал, а затем выдал:

— Женщина, ты меня раздражаешь.

— Чья это проблема? — пожала плечами Цунаде и вернулась к заметкам, которые просматривала до появления Кацую.

Взгляд Мадары, скользнув по ней, опустился на исписанные убористым почерком листы. В медицине Мадара понимал мало, но выказывал интерес — впрочем, делал это по-особенному, странно, предпочитая стоять за спиной и пытаться вникнуть тому, чтобы просто задать вопрос. Гордость обратиться за разъяснением к Сенджу не позволяла, не иначе.

Порой Цунаде искренне жалела, что согласилась на эту авантюру. Да, ей хотелось исследовать Риннеган, величайшее додзюцу, самой. Некая её часть — та, наверное, что была воспитана дедом Тобирамой — испытывала зависть к Сакуре, у которой носитель Риннегана под боком и в полном доступе. Цунаде знала, что Сакура ведёт свои исследования, хотя и не интенсивные, не желая провоцировать вспыльчивого мужа. Но даже так Сакура уже добилась интересных результатов, узнала многое о глазах Саске — талант ирьёнина и владение медицинскими техниками волшебников вкупе с пытливым умом давали результат. Цунаде не хотела проигрывать своей талантливой ученице. Пока ещё рано.

Напряжённую тишину лаборатории вдруг разрушил звук открывания двери. Орочимару.

— Решил заглянуть, — Змей вошёл с полуулыбкой и хитринкой в глазах. — Как прогресс?

— Плохо, — буркнула Цунаде, в какой-то степени даже радуясь приходу старого товарища. В своё убежище, которое великодушно отдал в полнейшее распоряжение Цунаде и Мадары вместе со всеми «игрушками», он заглядывал изредка, когда не имел заданий от Акацуки. В такие дни обычно случался мозговой штурм — Орочимару хорош в решении сложных задач, более того, получает от копания в них большое удовольствие. Этим Цунаде без зазрения совести пользовалась, про себя тихо радуясь, что Орочимару больше не враг. Как друг он очень полезен.

Орочимару подошёл ближе, под внимательным взглядом Мадары взял в руки верхний из кипы листов, над которыми Цунаде сидела.

— Хм… — протянул Змей, задумчиво наморщив лоб. — «Выживаемость зародышей: четыре клетки — 50%, восемь клеток — 37%, шестнадцать — 23%…»

— До пятидесяти восьми клеток дожило только два за всё это время, — Цунаде откинулась на спинку стула и провела рукой по волосам.

— По крайней мере, мы больше не теряем их на стадии зиготы, — не то пошутил, не то попытался приободрить Орочимару. — Пробовала изменить раствор?

— Разумеется, — Цунаде показала ему другой лист. — Результат почти тот же самый во всех десяти протестированных растворах.

— И гормональный состав…

— Орочимару, ты издеваешься? Ты думаешь, я никогда в своей практике с искусственным оплодотворением не сталкивалась?

Орочимару примирительно поднял руки.

— Не горячись, Цунаде. Я лишь стараюсь понять, в чём проблема.

— Проблема в том, что вы пытаетесь заново изобрести кунай, — подал голос подозрительно долго молчавший Мадара. — Природа уже создала оптимальный процесс и выверила условия.

Цунаде опалила его раздражённым взглядом.

— Я не собираюсь с тобой спать, Учиха. Искусственное оплодотворение должно сработать.

— Твоё дело, — протянул Мадара, и тон его был преувеличенно безразличен. — Но пока дело не сдвинется с мёртвой точки, я не допущу тебя к моим глазам. Ты знаешь цену, Сенджу.

— Знаю, — сквозь стиснутые зубы проговорила Цунаде, в порыве сжав кулаки. С течением времени, проведённого по большей части вдвоём, Мадара раздражал её всё больше и больше, и порой врезать ему хотелось нестерпимо.