Lutea - Вопросы [СИ]

«Накрыло», — отстранённо констатировала Анко. Во время прошлых попоек после огневиски с абсентом её тоже уносило, но не так, как сегодня. Сейчас Анко ощущала себя словно выброшенной из собственного тела Шинтеншином Яманака: никаких мыслей, анализа, да даже осознание происходящего настойчиво ускользает.

«Да, вот так…» — Анко податлива в горячих руках, стягивающих с неё шорты. Можно закрыть глаза и отдаться — выполнить свою работу и, возможно, получить удовольствие в процессе. Собственное «Я» растворено, и «должно» становится «хочу». Ей хочется извиваться и стонать. Хочется целоваться жарко и чувственно. Хочется член Учихи в руку, в рот, в себя… а после и Тобираму, что наблюдает со всё возрастающим вниманием. Те, кто воспитал, могут быть ею довольны.

И она сама насладится этим моментом, как минимум в мыслях. Ведь здесь и сейчас — основатель её деревни, который больше не враг, раз Первый Хокаге пожал ему руку и называет другом. Здесь — Второй Хокаге, который отодвинул в сторону столик и наконец подался вперёд, вкрадчивый, изучающий. Сел на колени перед ней, легко прикоснулся — и замер, проверяя ощущения. От его пальцев веяло льдом, и Анко непроизвольно зашипела. Тобирама поднял взгляд на её лицо, а когда коснулся в следующий раз — уже дольше, уверенней, — его рука была по-живому тепла, как и губы, обхватившие сосок.

— Мм!.. — шумно выдохнула Анко, в тот же миг увлечённая Мадарой в поцелуй. Он не торопился, он забавлялся, и его рука на нижних губах куноичи не двигалась — Анко потёрлась сама, выказывая нетерпение, сорвавшее усмешку Мадары.

Одно лишь портило: не покидающее стойкое ощущение чего-то неуловимо приятного и одновременно бесящего до скрипа зубов. Анко никак не могла ухватиться за чувство, раскрутить клубок — стук в висках дробил мысли, а мир вокруг был разукрашен радугой, складывался из калейдоскопа ярких осколков. Опустив взгляд, Анко едва не вскрикнула — ужаснулась кроваво-огненным волосам у своей груди, однако в следующий миг они вновь утратили цвет, мягкие волосы Тобирамы, щекочущие кожу. И всё же она дёрнулась, видимо, не удержала лицо — незамеченным это не прошло.

— То, о чём я думаю? — шепнул Мадара ей на ухо. — Глючит?

Что спорить, видит же — Шаринган вспыхивает в глазах и затухает, вот тебе и идеальный контроль чакры. «Это было до коктейля», — заметила себе Анко и, извернувшись, в отместку сильно укусила Мадару за шею, собрала языком кровь. Хищно улыбнулась — и склонилась к Тобираме, ловя его губы. Белое, алое… ксо-о, как же ему идёт!..

Жар за спиной пропал, его заменили комфортно-тёплые руки Тобирамы, скользящие по коже. Он всё ещё не отдался моменту без остатка, продолжал анализировать — и это раздражало Анко, вызывало, а потому она потянулась снять с него одежду. Тобирама понял, разделся сам, только прищурился, когда Анко, помогая, как бы невзначай оставила длинные царапины у него на рёбрах. Те, впрочем, мгновенно затянулись — чёртова Эдо Тенсей.

— Скучный Сенджу… — протянул Мадара, однозначно подзуживая — его голос вибрировал от возбуждения и смеха. — Тебя даже такая искусница, как наша Анко-чан, не берёт… Или такое тебе не по нраву?

— Врежу, — клятвенно прошипел Тобирама, и Анко спешно поцеловала его в висок, опустилась к шее, ключицам, покрывая их поцелуями. Она чувствовала, что у него стоит, однако в ответных прикосновениях Второго не было жара — интерес, любопытство, причём скорее к новым возможностям Эдо Тенсей, чем процессу и эмоциям от него. Анко ощущала, что за этим — долгие ночи в лаборатории, холодные, одинокие…

Мадара вновь прижался сзади, теперь уже — кожа к коже. Его желание трахнуть её совершенно очевидно; хотя кто знает, может, у Учихи просто давно никого не было? Его волосы стелятся по коже, колются и щекочут. В самой мысли о том, что у Мадары банальный недотрах, есть что-то неправильное — как можно не хотеть его, огненного кота, не прячущего желаний? Как можно не хотеть Тобираму, белого волка с острым вниманием хищника в алеющих глазах?

— Мадара-са-а-ан… — в нарочно срывающийся, долгий стон Анко вложила просьбу, почти требование. Но с уважением — Мадара же.

— Какая нетерпеливая, — хриплая усмешка, острые зубы цапнули за ухо, и Анко крепче сжала пальцы в волосах Тобирамы. Он не отстранился, скользя мягким, влажным языком по её шее, сжимая полную грудь.

На миг представилось, что сказали бы так любящие её постебать друзья-джонины, узнай, с кем Анко и чем занимается в эту ночь… Но они не узнают. Не узнает вообще никто, от Анко уж точно. Разве что Тобирама и Мадара расскажут о том, как мирились, Первому Хокаге — брату и другу, теплоглазому богу с понимающей улыбкой, который, кажется, способен принять всё…

Учиха уже откровенно издевается, медленно проводя языком у неё за ухом, вжимаясь пахом в ягодицы. В отличие от него, Тобирама не дразнит, исследует с искренним любопытством. И это удивительно — так редко, скорее почти никогда, можно увидеть Второго с ослабленной маской. И за это — за то, какой он очаровательный, редкий, бело-пушистый, хочется сделать приятно.

Вывернуться из рук и скользнуть ниже одним движением — Мадара позволил, кажется, ему интересно, — коснуться члена сперва рукой, а после, облизнувшись, губами. Тобирама вздрогнул, довольно зашипел сквозь стиснутые зубы, однако тут же бросил короткий взгляд на Учиху — сложно расслабиться полностью, когда рядом старый противник, Анко понимает. Поэтому мурчит и берёт так глубоко, как только может, терпя и радуясь, когда алый взгляд возвращается к ней.

Потому что это красиво: белые волосы, кровавые глаза, тень румянца на щеках с росчерками старых шрамов. А ещё это испытание — сделать хорошо настолько, чтобы не думал ни о чём другом. Мадара хмыкает за спиной, когда опускается, чтобы коснуться губами выступающих позвонков. Уверенным движением заставляет раздвинуть шире бёдра и рукой направляет себя в неё, другой скользит по спине, но не выше — растрёпанный хвост Анко стиснул в кулаке Тобирама. Он вошёл во вкус, тихо порыкивает и прижмуривается. В настойчивом давлении ни капли заботы о ней, но пускай — с ней делали вещи похуже, тут Анко скорее даже нравится — из-за людей, что рядом.

Мадара двигается быстро, жёстко, и Тобирама в какой-то мере подхватывает его ритм — Анко стонет, вибрация идёт по горлу, и Тобираму встряхивает, как положено. Даже в этом теле такой неожиданно чувствительный — Анко буквально чует, как зреет у усмехнувшегося Мадары колкость на эту тему, а потому подаётся назад, умело сжимая его внутри. Мадара довольно рычит, наваливается сверху и впивается зубами в загривок — точно кот, зубастый хищник, по бокам скользит его колкая грива. Тобирама тянет Анко на себя, вновь толкается в горло.