Моника Пиц - Невидимый город

Повсюду валялись стеклянные книги с нераскрытыми делами. Пока первые собирали пыль и паутину, конвейер обеспечивал непрерывный поток все новых и новых биографий-голограмм. Каждый шаг действительно представлял собой ходьбу по канату. Данте осторожно обошел стопки, чтобы представиться коллеге, который управлял отделом целую вечность.

– Данте, – представился он и протянул руку.

– Ага, – буркнул Ксавьер. Хорошо, что Данте уже знал его имя. Все знали имя Ксавьера, даже если видели его немногие.

Вместо того чтобы представиться, он с раздражением посмотрел на новоприбывшего. Ксавьер носил никелевые очки оранжевого цвета, бесконечно длинную бороду и столь же длинный тонкий конский хвост. Его живот выпирал поверх расстегнутых красных джинсов, ткань которых была настолько тонкой, что просвечивались грубые клетчатые трусы и носки с Микки Маусом. Ярко-синие подтяжки удерживали провисающие брюки на месте. К одежде Ксавьера нужно было привыкнуть, его кожа была пепельной, а настроение – ниже плинтуса. Мужчина казался слишком большим карликом, злыднем. Каждая клеточка его тела выражала враждебность.

– Не принимай это на свой счет, – проворчал он, прежде чем Данте успел заговорить. – У меня плохое настроение с 1884 года.

Ксавьер протиснулся мимо него и исчез между стеклянными книгами. Было нетрудно понять, где он находится. Сердитого сотрудника отдела жалоб окружал постоянный звон стекла. Он не пытался осторожно обращаться с книгами.

– А что ты натворил? – крикнул Данте, входя в комнату.

– Я думал, что умнее всех, – ответил Ксавьер, обойдя угол полки.

– Что в этом плохого? – спросил Данте.

– Я все еще верю в это.

Данте с изумлением отметил, что Ксавьер носил работающий хронометр.

– Меня оправдывают в течение десятилетий, – заявил он. – Нужно только дождаться замены. Еще никто не был так умен, чтобы связываться с Хранительницей времени.

– Глуп, ты имеешь в виду, – поправил Данте.

Ксавьер с жалостью посмотрел на него.

– Говорят, работа здесь – наказание, а на самом деле отдел жалоб – лучшее место в Невидимом городе, – заговорщически прошептал он Данте. – Совершенно избыточный отдел. Здесь ты с легкостью получаешь четырнадцать часов сна в день. Красота.

Данте бродил по хаосу книг, валяющихся вокруг для повторной проверки. В исправительную колонию попадали все дела, в которых вмешательство путешественников во времени не приводило к желаемому результату.

– Рай я представлял себе по-другому, – признался он.

Данте взял книгу. Еще до того, как он успел ее захлопнуть, Ксавьер иронично произнес:

– Молодой семьянин, выиграл в лотерею. Его лучший друг обманул его ради наживы. От досады он бросился в реку. Путешественники во времени спасли его и отобрали деньги у его друга. И что он делает? Спускает все деньги и в пьяном виде въезжает в своем новом «Порше» в реку. Теперь мы снова вернулись к его делу. Его родственники жалуются на судьбу, что он вообще выиграл в лотерею.

Ксавьер намеренно наткнулся на Данте. Книга выскользнула у него из рук и разлетелась на тысячу частей.

– Готово, – сказал он.

Данте с ужасом посмотрел на него.

– Чья жизнь всегда была осколком, – пояснил злыдень. – Чума, голод, болезни, самые страшные муки: в Средние века народ принимал свою судьбу. Сегодня все недовольны. Даже если мы им помогли. Здесь нет никого, кто заслуживает другой участи. Здесь ты найдешь только недовольных, неблагодарных и ненасытных.

В доказательство он протянул Данте голограммную книгу. Голубоватая голограмма молодой полноватой девушки в белой блузке, черной юбке до щиколоток и темных чулках парила в воздухе.

– Мейбл Фишер, восемнадцать лет, – буркнул он, – работала в телефонной компании. Умерла в 1920 году из-за необнаруженного туберкулеза. Ее жених застрелился. Мы помогли и подсунули ее доктору лекарство из двадцатого века.

– Почему это дело пересматривается?

– Она влюбилась в доктора, ее жених застрелился.

– А потом?

Ксавьера раздражало ненасытное любопытство его молодого коллеги.

– Мы сменили врача. И что произошло? Мейбл оставила своего жениха, чтобы в качестве медсестры помогать другим.

– Он застрелился, – догадался Данте.

– Мы пробовали шесть раз, – сообщил Ксавьер. – Ни в одной жизни молодая женщина не хотела возвращаться к своему жениху после болезни. Он истратил шесть жизней и до сих пор не понимает, что она не та.

Он разбил и эту стеклянную книгу об пол. Данте ужаснулся бессердечию, с которым Ксавьер решал вверенные ему судьбы.

– Что нам с ним делать? – кратко сказал Ксавьер. – Ведь это была ее книга. И ей, видимо, стало лучше без него.

Данте ползал по полу, подбирая обрывки чужой жизни. Ксавьер рассмеялся.

– Все люди гонятся за счастьем, однако несчастны по-разному. Их надежды следуют за ними повсюду, как тени, – начал он свою речь. – С людьми все равно что с начос и банкой томатного соуса, – продолжал он. – Вначале всегда заканчиваются чипсы. А если ты откроешь новую пачку, у тебя будет слишком мало соуса. В обыденном порядке вещей ничего хорошего не бывает.

– Тогда радуйся, что тебя сменят, – сказал Данте. Он был твердо намерен найти лучшие решения для безнадежных. – Как только ты покажешь мне, как все работает, то сможешь уйти, – пообещал он.

– Никогда, – рявкнул Ксавьер, болезненно сморщив лицо. – Только через мой труп. Если я выберусь отсюда, мне придется вернуться в отдел внешней разведки и напрямую возиться с этими неудачниками.

Ксавьер забился в темный угол. Данте понял, что не пошевелит и пальцем, чтобы принять участие в его переводе в оперативное дело.

– Веселой работы, – крикнул Ксавьер, опускаясь в свое кресло с подголовником.

Когда Лина проснулась, то на какое-то мгновение не поняла, где находится. Она растерянно оглядела темную комнату, прежде чем из незнакомых теней проступили контуры ее старой детской комнаты. Она, должно быть, задремала от усталости. Снаружи царила глубокая темнота. Сколько времени прошло? Пару часов? Один день? Покачиваясь, она побрела по коридору. Чемоданы исчезли. Часы на кухне показывали 19.45. Она упустила свой шанс.

Дрожащими пальцами она отрегулировала свой хронометр во второй раз. Возможно ли с ее опытом путешествовать с места? Лина отказалась объезжать горку и порт. Она закрыла глаза, пытаясь сосредоточить свои силы и мысли на детской комнате. Она чувствовала, как проседает земля, расплываются краски и контуры, как она погружается в тоннель образов и воспоминаний. Только не приземляйся в саду, ворвалась мысль ей в голову. Но было слишком поздно. Пришла в себя она посреди колючего кустарника. Скворечник ударил ее по голове. Зерна посыпались за воротник. Веселый девичий смех послышался в воздухе. Или ей это только показалось? Как и голос Сони, звучавший сквозь время: «Я тебе неоднократно говорила. Ты должна научиться лучше концентрироваться».