Елена Дорошкевич - Крик дафэна [СИ с издательской обложкой]

ДРИÁДЫ— лесные девы, дриады или дриальдальдинны, — изначальные сущности Великого Леса, несущие на себе почётные права и обязанности покровительства, защиты и заботы о всех деревьях, произрастающих на земле — прошлой, нынешней и грядущей. Жизнь дриады полностью и неразрывно связана с деревом, её породившим. Младшие дриады, или гамадриады , как правило, живут не более двухсот лет, рождаясь и погибая вместе с деревом. Они нежны, пугливы, беззащитны и, чаще всего, не вступают в контакт с людьми, видя в них источник опасности. Гамадриады не могут далеко удаляться от своего родительского дерева, фактически являясь зависимыми территориально. Внешне они напоминают девочек-подростков, хрупких, с короткими пушистыми волосами, ореолом окружающими их головки, и, как правило, не носят никакой одежды за исключением цветочных венков и бус.

Некоторые же деревья легко доживают до пятисот и более лет. Связанные с ними махадриады называются старшими или дриальдальдиннами. Их количество очень незначительно: по всей земле едва можно насчитать более трех десятков тысяч таких долгожительниц. Они обладают куда более широкими возможностями и привилегиями и способны накапливать опыт и обучаться, что ставит их на несколько ступеней выше гамадриад и даёт шанс выйти на более высокий уровень эволюции. По мере своего развития дриальдальдинна может распространить влияние с одного дерева на целую рощу и даже лес. В этом случае, живущие там гамадриады и иные обитатели переходят в непосредственное подчинение своих старших «сестёр».

ДЭЛЬФÁЙСЫ— прекрасные девушки, красотой сравнимые с кораллами и жемчугами , обитающие в море и изредка выходящие на берег. Они живут на недосягаемой глубине в таинственном городе Фэй Синáль — городе, про который знает каждая рыба, но ни одна из рыб в нём никогда не бывала: диковинные существа, парящие в плотных потоках его улиц, скорее похожи на диковинных животных — птиц, зверей и насекомых, — полупрозрачных созданий, переливающихся всеми цветами радуги. Сияющие сферы домов, точно драгоценные камни, усыпали скалистое дно. Между ними протянулась паутина мостов — ажурное серебристое кружево. Посреди города высится удивительное сооружение — королевский дворец. Он напоминает гигантскую раковину-пурителлу, поставленную вертикально и упирающуюся на дно только своими длинными отростками — изящество и великолепие линий, сверкающая феерия праздника… Где-то неизмеримо далеко вверху сутулые волны сполна изведали океан одиночества: волны находят волну только на берегу. Люди надёжно скрывают печаль и надежду за вуалью мелких забот. Не больше мига дается встречным прохожим, чтобы схватиться за руки. [140] Юрий Смирнов. Энциклопедия чувств. Шёлковая поверхность океана никогда не откроет им тайну чудесного города, где каждый житель — путешественник и поэт, влюблённый и любимый, родитель и ребёнок, — тот, перед кем открыты и все богатства морского дна, и странная жизнь на далёком берегу. Девушки-дэльфайсы и юноши-дэльфайны часто покидают свой прекрасный дом. Их родители уже не ищут опасностей и приключений и остаются в Фай Синале — ждать своих непослушных детей. Дэльфайны не уплывают далеко: они, чаще всего, катаются на подводных течениях и охотятся на гигантских маракул, приманивая их на запах свежего рыбьего мяса. Дэльфайсы же охоту не признают и острых ощущений ищут на берегу, развлекаясь совсем иначе: молодые рыбаки и одинокие туристы так и не узнают, куда же пропадают их очаровательные подруги после весьма бурно проведённых дней. Те же, насладившись «любовью», возвращаются на морское дно, чтобы однажды всплыть в каком-нибудь новом месте и отдаться страсти с новыми партнёрами из рода людей — такими чуждыми и такими притягательными.

ЗУРПÁРШИ— хранители страны сновидений Соррнорм, представляющие собой единый симбиоз — некую прозрачную подвижную субстанцию, обладающую разумом и колоссальной силой. Лишь благодаря их могучей воле страна Соррнорм существует в цельном и гармоничном виде, не разодранная на куски и не погруженная в туман безумия и больного воображения. Ни один из её жителей не видел зурпаршей — хозяев этого мира, но их присутствие ощущается во всём: в неожиданном сиреневом снегопаде и в одиноко бегущей собаке, в горящих окнах ночных домов и в ветре… в тумане-траве-деревьях-людях — во всём, чего только коснётся взгляд. Взгляд путника, пришедшего сюда на час или на всю оставшуюся жизнь.

ИИ́ЧИ— горные птицы, четырёхногие, длинношеие и клюво-зубые. Если добыть яйцо иича или только что вылупившегося птенца, то можно легко приручить этого удивительного и очень симпатичного «птИца», так как запечатление родителя происходит у него в первые три дня: родился, увидел и… полюбил. Да-да, полюбил! Потому что иичи способны на долгую и трепетную привязанность — к собственной матери или к тому, кто окажется на её месте. Самки высиживают птенцов три месяца, и если кто-то покушается на их драгоценные яйца, то «мамаши» самоотверженно бросаются защищать своё гнездо, даже если на него нападает бешеный геркатт. Существует мнение, что иичи умеют разговаривать, но так как они сами не спешат налаживать контакты с окружающими, то подтверждения этой их способности пока нет. Вааль Силь Хаэлл считает, что иичи не разговаривают нарочно, дабы не нарушать своей привычной жизни : уединение в горах способствует философскому взгляду на вещи, и кто знает, о чём думает иич, неподвижно замерший у края пропасти и мечтательно смотрящий на проплывающие мимо облака?

ИНДÓХРЫ— лесные курицы ( кýрры ), разумные, но неговорящие: не от глупости, а от лени, ибо основное их занятие — это бесконечное высиживание очередного яйца, которое они обхватывают крыльями, прижимают к груди, тщательно зарывая в тёплые перья воротника, и укачивают его, баюкают, мечтательно полуприкрыв глаза. Считается, что они «выдумывают» себе птенца, каждый раз надеясь на рождение чудо-индохра.

ИПАХОНДРИИ— жирные неповоротливые существа, которые умеют думать не только «головой, но и животом». Они считают, что у них два мозга: один — в черепной коробке, а другой — в брюшной полости; оба в одинаковой мере подвержены волнениям, радостям, горестям, страхам и тревогам… Впрочем, люди порой тоже сообщают о чём-то подобном, мол, испугался — живот сводит судорога; порадовался — возникает зверский аппетит . Ипахондрии же заявляют, что их внутренности, ко всему прочему, обладают незаурядной памятью и даже чувством юмора. Стенки их желудков покрыты неким серым веществом, представляющим скопление нервных клеток, а извилины кишок полностью повторяют все изгибы извилин головного мозга. Думать сразу двумя «местами», несомненно, очень удобно, но иногда кажется, что ипахондрии смакуют жизнь, как хорошее изысканное блюдо — со всеми последующими выводами и соответственными пищеварительными эффектами.