Вадим Панов - Праймашина

– Так вот, в кабинетах адорнийских ученых гораздо красивее, чем здесь. В нашей культуре ценится совершенство, адорнийцы не смогли бы думать в окружении…

– Книг, – подсказал Карлос.

– Просто: в этом окружении, – поправилась девушка. – Здесь слишком мрачно.

– Не забывай, что мы внутри огромной скалы.

– Вот именно! Зачем лезть под землю? – Только сейчас Марида поняла, как сильно давило на нее путешествие по мрачному подземелью. – Хочешь построить тайное укрытие? Пожалуйста – строй посреди густого леса, в непроходимой чаще, но на поверхности, понимаешь, Карлос? Наверху! Чтобы дышать свежим воздухом, наслаждаться восходом солнца и чтобы ветви деревьев стучали в окна. Как можно жить под землей?

Молодой лорд хотел рассмеяться, пошутить насчет «лесных жителей», но прикусил язык. Понял, что девушка была с ним искренна, сказала, как думала, как другу, и потому ответил очень серьезно:

– Я не знаю, зачем полезли под землю ребята из старой империи, но у последнего владельца этой лаборатории была веская причина таиться.

– Ах да, это же твой друг…

«Друг? Любопытное предположение. Он, конечно, доверился мне, крепко доверился, но называть его другом я бы поостерегся. Я был ему нужен, как, впрочем, и он мне».

– Близкий знакомый, – поправил девушку Карлос.

– И кто же он?

– Безвариат Сотрапезник.

Юноша ожидал удивленного восклицания, а увидел недоуменный взгляд, и лишь тогда сообразил, что для адорнийки это имя ничего не означает. Пришлось пуститься в объяснения:

– Безвариат Сотрапезник – величайший ученый Доктской империи, можно сказать, что именно он был творцом нашей победы в Войне за Туманную Рощу.

Такое представление вызвало у южанки понятный интерес, смешанный с удивлением:

– Ты говоришь о лысом заморыше, что ждал нас у тюрьмы и умер по дороге сюда?

– Ага.

Карлос и сам с трудом верил в то, что говорит, но был уверен, что не ошибается.

– В таком случае, я должна его ненавидеть, – задумчиво протянула Марида.

– Теоретически ты должна ненавидеть любого докта, – тихо уточнил юноша.

Несколько секунд они смотрели друг другу в глаза, а потом адорнийка качнула головой:

– Нет, не любого.

И отвернулась.

«Что я делаю? Что?!»

Вот так, наверное, и начинает рушиться привычный мир, четко поделенный на черное и белое, на друзей и врагов: ты случайно встречаешь человека из другого лагеря, узнаешь его, а потом… потом понимаешь, что никакая сила на свете не заставит тебя его убить.

Почему так происходит?

Наверное, потому, что все мы, и адорнийцы, и докты, – люди, и ненависть не является для нас нормальным состоянием. Мы готовы дружить. Подшучивать друг над другом. Готовы быть соседями…

– Последние годы Безвариат жил в Фихтере, – продолжил Карлос, чтобы заполнить неловкую паузу. – А пару месяцев назад прошел слух, что его убили.

– Мне показалось, это случилось несколько позже, – улыбнулась Марида. – Пару часов назад.

– Полагаю, Безвариат сумел обмануть леди Кобрин, – медленно ответил юноша, нащупывая лежащий в кармане медальон.

– А что за веская причина заставила Собутыльника…

– Сотрапезника. – Молодой лорд внимательно посмотрел на девушку. – Ты запомнила имя, Марида, не надо его перевирать. Враг он Адорнии или нет, Безвариат заслуживает уважения. Он – гений.

– Хорошо, пусть так. – «Почему я согласилась?» – Что за веская причина заставила Сотрапезника прятаться?

Марида не надеялась услышать ответ, в конце концов, она и так выудила из Карлоса гораздо больше, чем рассказала сама, но юноша спокойно произнес:

– Помнишь, я говорил, что знаю часть тайны леди Кобрин?

«Он мне верит! Уйма прайма, он мне верит!»

– Конечно.

– Эта часть – название. Праймашина.

– Праймашина?

– Да, – подтвердил Карлос. – Я думаю, Безвариат создавал для леди Кобрин некое устройство. Не знаю, для чего оно предназначено, но мы говорим о гении, а значит, Праймашина может оказаться чем-то невероятным.

– Оружие? – предположила адорнийка.

Юноша с сомнением покачал головой:

– Возможно.

– Ты не уверен?

– Оружие получило бы какое-нибудь броское название: «сверхпушка», «праймеч» или еще что-нибудь в этом роде. А Праймашина… Машина, использующая прайм… Мне кажется, речь идет о чем-то более оригинальном, чем оружие. Но, возможно, более страшном.

– Что может быть страшнее оружия?

– То, что сделает его бессмысленным.

«А ведь я могу это использовать! – пронеслось в голове Мариды. – Если доктский гений и впрямь замыслил нечто грандиозное, адорнийцы должны узнать об этом!»

Подлая это была мысль, противная, но… правильная. Исключительно правильная, потому что искренность Карлоса и те чувства, что пробудил он в девушке, не могли заставить ее позабыть о долге.

«Я вижу в нем докта, а он во мне – человека».

«Не лги себе! Ты для него всегда будешь поганой адорнийской сукой».

«Нет!»

«Да!»

«Заткнись!»

Нет ничего сложнее в этом мире, чем бороться с собой, чем столкновение разума и сердца, чем стоять на развилке, обе дороги которой правильные и неправильные одновременно.

– Думаешь, Безвариат строил машину здесь? – хрипло спросила Марида. Просто для того, чтобы спросить, услышать свой голос и отогнать мысли, проклятые мысли.

– Нет, конечно же. – Юноша отвлекся на разбросанные по столу документы, а потому не обратил внимания на изменившийся голос адорнийки. – Здесь Сотрапезник хранил собственные тайны, в том числе – от леди Кобрин.

– Почему ты так думаешь?

– Потому что догадываюсь, что мы отыщем за следующей дверью.

– Мне скажешь?

– Давай в нее войдем.

– Ты меня пугаешь, – игриво хихикнула Марида.

– Он совсем не страшный и понравится тебе, потому что… – Карлос распахнул дверь и, улыбаясь, остановился на пороге. – Потому что совершенен.

Прайм-индуктор.

Он стоял в самом центре небольшого зала и резко отличался от той машины, что хранилась в подвале Гридвальдского замка и у остальных доктских лордов – у юноши возникло ощущение, что Безвариат собрал индуктор из подручных материалов. Но это был он, именно он, вне всяких сомнений: четыре бака со смесями прайма, система подачи, управляющая панель и квадратный бункер, в котором происходило воскрешение Героя.

– Это то, что я думаю? – негромко спросила адорнийка.

– Да, Марида, это прайм-индуктор.

– Какой уродливый, – не сдержалась девушка.

– Его красота скрыта внутри и заключается в том, что делает индуктор, в воссоздании жизни.

Карлос и сам не ожидал, что произнесет такие слова. Тем не менее – произнес, потому что был полностью в них уверен. Потому что почувствовал уважение к таинственному процессу, основой которого был прайм.