Дарья Кожевникова - Нечаянный богатырь [litres]

– Да нет там никого, кроме девушки! Колдунья явно успела сбежать! Остается только гадать, когда именно она это сделала.

– Как так?! – часть моих односельчан ощетинилась лицами в обратную сторону и еще больше сгустилась, обыскивая взглядом улицу, как будто Яга по ней пустилась бы сдуру пешком.

– Да так! – заявил маг, что-то перепроверив на всякий случай. – Скорее всего, на заложницу просто наслан устрашающий морок! Вот она и бьется в панике, – он обратился к командиру отряда: – Пошлите пару своих ребят, пусть ее выведут.

Услышав такие слова, бойцы подались вперед всем отрядом, а не какой-то там парочкой. Каждый из них жаждал стать героем, спасающим девушку, которая в данный момент все еще спасала меня, изображая истерику. А я все никак не мог выбраться из толпы, словно спрессовавшейся в единое целое! Потому что вежливо этого было никак не сделать, а невежливо был риск, что мне могут макияж на лице подпортить. Я же никак не мог этого допустить! Потому что, куда бы я ни посмотрел, всюду натыкался на хорошо мне знакомые лица, которые и мое лицо тоже прекрасно знали! Наверное, один только Бирс не пришел сегодня сюда, не решившись в столь смутное время оставить без присмотра свой магазин. Ну, и, вроде, еще Акима не было. Но этому нет нужды куда-то ходить самому, потому что публика, которая после пережитых событий повалит в кабак, все до него донесет в мельчайших подробностях, еще и красками сдобрив. А остальные все здесь были! Даже Лерож, в трауре, со всей приехавшей к нему родней. И если только кто-то из них сумеет меня сейчас опознать… От одной этой мысли я ощутил, как изнутри по мне проскальзывает нехороший такой холодок. Потому что самосуд – вещь очень быстрая, а толпа – самый страшный из всех известных миру убийц. Но тут бравые бойцы вывели Аланаю на крыльцо, после чего принялись расчищать для нее дорогу со двора, отвлекая на себя все внимание окружающих, и мое в том числе. Признаюсь, я даже что-то вроде ревности испытал, глядя на то, как заботливо ее, закутанную в одеяло, чужие мужики придерживают за плечи. Забыв о том, что нужно удирать как можно скорее, я, наоборот, даже сделал пару шагов вперед… и очень некстати попался на глаза сержанту-спецназовцу. Его лица, скрытого балаклавой, я видеть не мог, но вот то, как у него блеснули глаза, очень мне не понравилось! Опомнившись, я попытался сдать назад. Однако сержант уже указывал на меня пальцем своим подчиненным:

– Ребята, придержите-ка этого субъекта! «Сетевые коммуникации»! Да этой компании уж года три как не существует! Так кто это тут разгуливает с ее логотипом? Мошенник? Или лазутчик?

Вояке, много лет получавшему новое обмундирование на складе взамен изношенного, даже в голову не пришло, что кто-то может просто донашивать старый, но еще крепкий фирменный комбез! Так что я толком опомниться не успел, как, подобно Аланае, оказался в компании двух спецназовцев, очень неделикатно, но зато эффективно продравшихся ко мне сквозь возмущенно ворчащих жителей. После чего эти двое стиснули меня с двух сторон, совсем не так нежно, как девушку, и вывели на свободное пространство.

– Ты кто такой? – спросил у меня сержант. Но, не дождавшись ответа, тут же обратился к моим односельчанам: – Кто-нибудь из вас его знает?

Те, к моему великому облегчению, в ответ дружно замотали головами, заявляя, что нет. Спасибо умелым ручкам старой овечки! Никто, кроме Аланаи, меня тут не смог узнать! Зато девушка резко побледнела, обнаружив, что я до сих пор не убежал и нахожусь гораздо ближе, чем ей бы хотелось. На какой-то миг во дворе повисла не очень хорошая тишина. Но, разрывая ее, из толпы вдруг раздался сдавленный смешок, а затем голос вездесущего барсука Табарума:

– Ой, да это же… Комбез «сетевых коммуникаций»… Да я вам сейчас такое про него расскажу!

Как выяснилось, зря я Ваське угрожал, заставляя помалкивать о совершенном мною ограблении! Потому что уж ограбленный кабан молчать-то не стал! Более того, создавалось впечатление, что он на каждом встречном дворе останавливался, дабы по пути народ своими рассказами повеселить! Разве что имени грабителя сообщить никому не мог! А в остальном расстарался не хуже, чем у Васьки бы получилось! Потому что когда Табарум только начал передавать услышанную от кабана историю, в народе начали раздаваться новые смешки, свидетельствующие о том, что не ему одному она уже известна! До других тоже успела долететь и сразу же вспомнилась во всем своем блеске! Обстановка вокруг меня моментально разрядилась, сменяясь нарастающим хохотом. Не смеялся, кажется, один только я. Ну, и Аланая еще крепилась, как могла, слушая повествование об «отважном» одноглазом «герое», вышедшем на большую дорогу грабить старого кабана на предмет одежды. С чулком на голове, с «воооот такой» дубиной, да, помимо этого… гм… еще и с каким-то сучком в руке! Пунцовая девушка честно держалась, пока были силы! Но потом все-таки сдалась, за что мне было трудно ее судить. Однако зря я в тот момент думал, что хуже этого быть уже не может! Стало, когда местные охальники начали озвучивать причины, по которым голый герой мог вывалиться из кустов, отважившись на грабеж. Их выводы звучали весьма логично, учитывая, что кабан успел рассмотреть глубокие царапины у меня на плечах. Оставленные, по общему мнению, какой-то горячей и страстной самочкой. И вот тут Аланая перестала смеяться! Замерла, устремив на меня такой взгляд, что я сразу ощутил себя… нет, даже не непутевым женихом, а уличенным в измене мужем. И что самое паршивое, меня это не оставило равнодушным, как будто я и впрямь был очень перед девушкой виноват. Вот так вот, на ровном месте! И ведь даже не оправдаешься, не заявишь во всеуслышание, что прошедшей ночью мне было точно не до амурных дел, на самом деле это Васька, мерзавец, мне плечи располосовал! И еще много чего, кроме них…

– Так что, это и в самом деле был ты? – спросил проржавшийся сержант, прерывая мою попытку объясниться с Аланаей хотя бы при помощи глаз, если большего не дано. И, сам себе отвечая, заявил: – А вот, мы сейчас посмотрим! Ребята, расстегните ему комбез!

Вот за что я армию ненавижу – так это, не в последнюю очередь, за пренебрежение к личности и за стремление отдельных вояк повсюду демонстрировать свою грубую силу. На которую я, между прочим, мог бы вполне ощутимо сейчас ответить. Но не стал раздувать конфликт. В конце концов, никто не собирался меня раздевать догола, они всего лишь на мои исцарапанные плечи хотели взглянуть. И я им это позволил, не имея другого выбора. Хотя сразу понял, чем это для меня чревато. Впрочем, окажи я им сопротивление, они по самому моему участию в драке все равно бы поняли то, что мне бы хотелось от них скрыть. А так еще оставалась некоторая надежда, что не заметят… Но сержант так недобро прищурился, что я сразу понял: не прокатило! Даже сквозь царапины он все-таки сумел рассмотреть мою татуировку, тоненькой полоской синеющую под левой ключицей. Персональный номер, наносимый, как клеймо, каждому выходящему из стен военной академии, при условии, что он покидает ее не прежде времени и не ногами вперед. Теперь сержанту оставалось лишь прочесть эти цифры! Я задался вопросом: а успели ли ему сообщить номер разыскиваемого Павлова? Или он сейчас просто видит во мне отступника, не пожелавшего продолжить службу? Зацикленные служаки, вроде него, подобных мне всегда рассматривали как дезертиров. Как подлых предателей, улизнувших из общего строя.