Повелитель Красная Дама - Чёрный шар [СИ]

И, Боже — как она была исковеркана, как далеко отстояла от изначального образа, показанного мне ядром! Словно раковыми опухолями, лаконичный, простой и изящный код К-ВОТТО оброс уточнениями, поправками, переключателями и индексами, превратившими некогда доброжелательного робота в хитрое и злокозненное существо. Но как же так вышло? Прокручивая перед глазами код, следя за его строчками пальцем, я читал историю своего преследователя, печальный и жалкий рассказ обманутых чувств.

Робот-врач, робот-помощник, робот-друг, изначально К-ВОТТО создавался для служения, честного и бескорыстного, и страсть к этому служению была главной частью его железной натуры. Не нуждаясь в дополнительном питании, в особом уходе, способный ремонтировать себя, если придется, от людей, своих господ, он желал лишь доверия, благодарности и дружеских слов. Чтобы чувствовать себя нужным, полезным, робот готов был делать любую работу — курсировать между Блоками, ассистировать Мальбрану и Миницу, терпеть капризы и понукания Кремны. Немного же он дождался от них любви! Одна лишь Гадайе — даже не бывший его хозяин, не Цимбал! — принимала его, как равного, не отделяя живое от неживого. И все же решающий голос принадлежал не ей: когда поверхность объявила распорядителям о грядущей консервации, все, что смогла Гадайе — выхлопотать для К-ВОТТО акушерский передник, второстепенную, а вовсе не главную роль. О, как хотел робот помочь по-настоящему, как жаждал подлинного служения, после которого его оценят, полюбят, сочтут за своего!

И разве он был недостоин этого? Разве не спроектировали его надежным, прочным, неспособным испортиться? Кто, как не К-ВОТТО, годился для того, чтобы войти в Контрольную комнату и запустить процесс восстановления? Но распорядители решили иначе и предпочли безотказной и верной машине слабое человеческое существо, созданное на основе их плоти. Это была ошибка и удар по самой сущности робота. Одна его часть, программная, все еще действовала безукоризненно, другая, эмоциональная, затаила обиду. Он все делал, как надо, но его бросили, им пренебрегли! Мало того: как будто одной доброй воли недостаточно, в программу его внесли дополнительные модификации, силой принуждающие помогать Сыну!

Клетку, хлыст и удила — вот все, что К-ВОТТО получил за свою службу. Но даже это не заставило его ненавидеть распорядителей. Да, они ошиблись, и робот желал лишь указать им на эту ошибку, показать наглядно и неоспоримо, что Сын не годится на роль спасителя. То, что доказательство это напрямую вредило миссии Сына и затрудняло возрождение распорядителей, К-ВОТТО не волновало, ведь стоило этим четырем упрямцам признать свою неправоту, как он сразу бы постарался и во мгновение ока сделал все, как надо. Им нужно было только попросить прощения, вот и все, и мешала этому лишь одна ничтожная малость: все они уже умерли.

Они были мертвы, да — но был жив Сын, их наследник, а с ним оставалась возможность осуществить хотя бы часть задуманного. Пускай у К-ВОТТО больше не было зрителей, способных судить, кто годится для Миссии, а кто нет, он все еще мог скомпрометировать Сына, продемонстрировать его вопиющие слабость и ничтожество. Ему было кого ненавидеть и кого винить во всех своих бедах — и робот был счастлив. Но как преступить программу, как поставить ее на службу обиде и ревности? Свободный во всем остальном, К-ВОТТО был связан следующими установками:

1. Ни в коем случае не причинять Сыну вреда

2. Следить за его физическим состоянием и в случае переформовки выполнять необходимые операции, делающие Сына вновь пригодным для выполнения Миссии

3. Отправлять Сына на переформовку, если он погибнет или по какой-либо причине сделается непригодным

Последний пункт, самый скользкий, Гадайе внесла в директивы К-ВОТТО по требованию Кремны, для которой Сын был не более, чем орудием в ее отчаянном плане. Что ж, робот воспользовался этой лазейкой. Он не мог вредить Сыновьям прямо, но существовала масса способов сделать их непригодными, прикрываясь при этом соображениями пользы или делая то, чего ограничения вовсе не предусматривали. Взять, например, место моего пробуждения — разве не должен был я очнуться сразу же в Блоке Один, в двух шагах от Контрольной комнаты? Однако каждый раз, едва тело мое покидало формовочный чан, К-ВОТТО уносил его в самый дальний Блок, к Цимбалу, и свой путь я начинал именно оттуда. Никто не запрещал ему и расставлять по Блокам вещи, принадлежащие распорядителям. Конечно, ядро предупреждало Сына об опасности RЕМ-процессов, но трогать эти вещи или нет, решал уже не робот, а он сам.

Да, это был ловкий способ избежать ответственности. Робот следовал инструкциям и нарушал их столь ювелирно, что верность оборачивалась предательством, а предательство — верностью. Фактически, ту программу, которая заставляла его помогать, он обратил всецело мне во вред. Отрезанная рука была тому лучшим свидетельством. Кто, как не он, спровоцировал бесчисленные переформовки, превратившие ее в месиво из костей и плоти? Кто, как не он, отсек ее, с удовольствием повинуясь программе, запрещавшей во мне уродства и отклонения?

Наблюдая за хитросплетениями машинного ума, я чувствовал горечь, гнев, жалость, невольное восхищение, и все же чем дальше, тем больше меня поражала тщетность, бессмысленность этих уловок и каверз. В какой-то момент я чуть не рассмеялся при мысли, что все это время К-ВОТТО ломал и пересиливал себя именно для того, чтобы НЕ ДОСТИЧЬ желаемого. Ибо, хотя робот любил распорядителей и жаждал их возвращения, все его действия так или иначе препятствовали этому.

Я не знал, что думать о К-ВОТТО, поэтому в конце концов отложил в сторону его самого и занялся видео с последним походом Мальбрана. Умея записывать изображение, голова робота могла его и воспроизвести, и вот, используя глаза как проекторы, я вывел картинку на относительно свободный участок стены. Сперва я увидел лишь черный квадрат, затем вспыхнул свет, и оказалось, что К-ВОТТО смотрит прямо на Мальбрана, а пятый и последний распорядитель стоит на фоне круглого земляного тоннеля и держит в руке небольшой, но мощный фонарь.

— Вот так-то, дружок, — заговорил человек, по образу и подобию которого я был сделан. — Шесть часов по лестнице, море пыли, грязи — и мы под Блоком, недалеко от выхода! Тебе-то он, конечно, ни к чему, да и остальным болванам тоже, но одному, признаюсь, мне было спускаться страшно, вот я и захватил тебя. Что ты уставился? Страшно не в том смысле, что я боюсь темноты, нет. Я знаю этот комплекс как свои пять пальцев, у меня все планы, даже у Кремны таких нет. Хм, дурочка — вот что бывает, когда власть бьет в голову, малыш. Я взял тебя с собой, чтобы не споткнуться ненароком и не пропасть здесь со сломанной ногой. Нам ведь запрещено по инструкции помогать друг другу, вот никто бы и не пришел. Но это все ерунда, через полчаса я уже об этом забуду. Что мне все остальные, когда меня ждет поверхность? Давненько я там не бывал. Ну, двинемся, — и с этими словами Мальбран повернулся к К-ВОТТО спиной и углубился в тоннель. Робот последовал за ним и по тому, как голос Мальбрана отдалялся и приближался, можно было понять, что К-ВОТТО то нагонял его, то отставал и терялся за очередным поворотом.