Сэбайн Бэринг-Гулд - Книга призраков [litres]

– Боюсь… – начал Торхалл. Греттир бросился вперед, и нашел несчастное животное на полу, со сломанной шеей.

– Послушай, – быстро сказал Торхалл. – У меня есть другая лошадь – пегая – ниже в долине, в Танге, мне не понадобится много времени, чтобы привести ее; ваша упряжь здесь, вы сможете покинуть этот дом еще задолго до того, как…

– Я остаюсь, – прервал его Греттир.

– Прошу тебя не делать этого, – сказал Торхалл.

– Мой конь убит.

– Я дам тебе другого взамен.

– Друг, – произнес Греттир так резко, что ярл подскочил, испуганный, – никто и никогда не смел нанести мне оскорбление без того, чтобы остаться безнаказанным. Ваш мертвый пастух убил мою лошадь. Он получит то, что заслужил.

– Если бы это было так! – простонал Торхалл. – Но смертный не в силах его одолеть. Получи от меня компенсацию за случившееся, и иди с миром.

– Я должен отомстить за своего коня.

– Упрямца невозможно отговорить. Но если ты собираешься головой проломить каменную стену, не удивляйся, если результатом этому будет разбитая голова.

Наступила ночь; Греттир, после обильного ужина, чувствовал себя как нельзя более бодрым, в отличие от Торхалла, терзаемого смутными страхами. Он хотел было уступить свое ложе Греттиру, с которого, как это обычно для исландских кроватей старых времен, просматривался зал. Последний рассудил иначе; он устроился на скамье, положив ноги на высокое кресло, спиной к ложу Торхалла; обернул меховым плащом ноги, другим – голову, сохранив при этом лицо открытым, чтобы можно было видеть все, что творится в зале.

В камине догорал огонь, потрескивая, пламенели красным угли; иногда вспыхивая язычками пламени; тогда Греттир мог видеть стропила, почерневшие от дыма и времени, над своей головой. Там, над крышей, свистел ветер. На овечьих пузырях, затягивавших высокие окна, отражался болезненно-желтый свет полнолуния, однако сквозь дымоход проникал луч чистейшего серебра. Собака выла, не умолкая; кот, долгое время сидевший перед камином и наблюдавший за огнем, вскочил, ощерился, – шерсть дыбом, – и метнулся в угол, к сваленной там рухляди. Дверь в залу имела плачевный вид. Поврежденная призраком, она была скреплена жердями, так, что в щели была видна луна. Река, чье течение пока не замерзло, успокаивающе шелестела по камням вокруг возвышения, на котором располагался дом. Греттир слышал дыхание спящих в соседней комнате женщин, вздохи хозяйки, когда она ворочалась с боку на бок.

Похрустывает заледенелый дерн на крыше. Приутих ветер. Ночь глухая. Но, чу! Заскрипел снег под тяжелой поступью. Глухо стучит сердце Греттира, один шаг – один удар. Треск дерна на крыше. Святые угодники! Это явился призрак. На мгновение темнота закрыла дыру дымохода; смотрит в нее Глам, отражаются красные вспышки в мутных глазах его. И снова лунный луч проникает в отверстие, тяжелый топот в направлении дальнего конца зала. Сильный треск – призрак спрыгнул с крыши. Греттир чувствует, как лавка мелко дрожит; это Торхалл проснулся и дрожит на своем ложе, его дрожь передается ложу, а затем и лавке. Шаги удаляются, резкие треск древесины, призрак ломает стены сараев. Потом ему это надоедает, и, судя по шагам, он приближается к двери, ведущей в дом. Луна скрывается за набежавшим облаком, и в неясном свете Греттиру кажется, что он видит две ладони, просунувшиеся под дверь. Он не ошибся, длинная жердь с треском отлетает в сторону. Еще один рывок – отлетает другая жердь, щель увеличивается. Падает занавеска, темная рука срывает ее и отбрасывает в сторону. Остался только засов, скользящий в каменной выемке. В сером свете Греттир видит, как рука нащупывает засов. Треск! Дверь с грохотом падает.

– Да смилуется над нами небо! – восклицает ярл.

Покойник осторожно двигается, осматривается. Вот он останавливается в зале, рядом с камином. Вид его страшен: высокая фигура, тронутая тленом, нос отвалился, впалые глаза, в которых застыла смерть, желтоватая плоть, покрытая зеленоватыми пятнами; седые волосы на голове и борода разрослись до пояса, слиплись, свисают по плечам и спине; длинные ногти. Дрожь охватывает при виде столь мерзкого, отвратительного существа.

Стараясь не шуметь, не двигаясь, смотрят на монстра Торхалл и Греттир.

Безжизненный взгляд Глама скользит по комнате; вот он видит мех на спинке кресла. Осторожно приближается. Греттир чувствует, как он ощупывает плащ и тянет на себя, однако плащ не поддается. Рывок посильнее – безуспешно; Греттир прочно прижал плащ ногами к креслу. Вампир озадачен, он тянет и тянет плащ на себя. Греттир держит его, лежа на скамье; но тут ткань с громким треском лопается; труп отшатнулся, с удивлением глядя на половину плаща, оставшуюся у него в руке. Прежде, чем вампир поймет, что произошло, Греттир вскакивает с лавки, бросается на него, упирается головой ему в грудь, обхватывает руками и давит, давит изо всех сил, стараясь прогнуть назад и сломать позвоночник. Тщетно! Ледяные руки опустились на руки Греттира и с дьявольской силой развели их в стороны. Греттир высвободился и снова обхватил тело вампира; тот сомкнул свои руки у него на спине и поволок к двери. Герой старался ногами зацепиться за все, за что было возможно зацепиться: за скамьи и столбы, но сила вампира была велика; столбы подавались, скамьи сдвигались со своих мест, и сражавшиеся с каждым мгновением приближались к двери. Резко высвободившись, Греттир ухватился руками за балку. Его потащили за ноги; затем ледяные руки ухватили его за талию, словно стремясь разорвать; сухожилия его напряглись, мышцы стонали, жилы вздулись. Тем не менее, он продолжал держаться; его пальцы побелели, кровь пульсировала в висках; он едва дышал. Все это время ногти мертвеца словно ножами рвали его кожу, Греттир чувствовал их на своих ребрах. Затем руки разжались, и чудовище, тянувшее его наружу, грохнулось, споткнувшись о валявшуюся дверь. Сражаться с мертвецом в доме было трудно, но Греттир знал, что снаружи ему будет еще труднее, и собрал все свои силы для последней отчаянной схватки. Дверные косяки были каменные; с одной стороны в камне имелся паз для засова, с другой стороны – канавка, в которой имелись петли. Когда сражающиеся оказались вблизи, Греттир уперся ногами в камни, так что Глам оказался посередине. Теперь у героя было некоторое преимущество. Он прочно держал мертвеца, и все, что тот мог – это раздирать своими ногтями плоть на его спине.

– Теперь, – подумал Греттир, – я смогу сломать ему шею.

Просунув голову под подбородком мертвеца, так что борода последнего закрыла ему глаза, он изо всех сил надавил головой, одновременно прижимая к себе Глама руками.

– Если бы только Торхалл мог помочь мне, – подумал Греттир, но его призыв о помощи утонул в бороде мертвеца.