Сэбайн Бэринг-Гулд - Книга призраков [litres]

В тот первый день, когда я обнаружил рядом этих трех Merewigs , мне не удалось найти повода заговорить с ними. Можете себе представить, друг мой, какой ценностью обладала та информация, которую я надеялся от них получить! Второй день для меня оказался более успешным. Я занял место в экипаже между ними. Мы направлялись в одно отдаленное местечко, где находилась церковь, представляющая значительный исторический интерес.

Для этих экскурсий характерно то, что их участники получают возможность общаться друг с другом без обязательной предварительной церемонии представления. Например, вы можете сказать сидящей рядом с вами леди: «Простите, я вас не стесняю?» И вот уже лед тронулся. Тем не менее, я не пытался завязать разговор с теми дамами, между которыми оказался за обедом, состоявшимся около часа, воздавая ему должное: он был великолепен, Общество не поскупилось на шампанское, и я оказал ему должное внимание. Мне было необходимо набраться храбрости перед тем как приступить к расспросам на интересовавшую меня тему. Поэтому, как только мы вновь вернулись в экипаж по завершении обеда, я обратился к леди, сидевшей справа от меня: «Прошу прощения, мисс, но мне кажется, пройдет достаточно времени, прежде чем вы станете ангелом». Она ничего не ответила – просто повернулась ко мне спиной. Несколько смущенный, я обратился к леди, сидевшей слева: «Извините, а вы интересуетесь еще чем-нибудь, кроме археологии?» Вместо того, чтобы ответить мне в той же доброжелательной манере, с какой обратился к ней я, она вступила в оживленную дискуссию с пассажиром напротив, совершенно меня проигнорировав. Я не знал, как мне следует поступить. Мне нужна была информация. Хотя, конечно, их обоих можно было понять. Merewigs не любят говорить о своем существовании на первой стадии, на которой, к своему стыду, не приобрели знаний, необходимых для последующей, когда, оставив бренную оболочку и получив крылья, они переходят к более возвышенному существованию.

Мы вышли из экипажа, чтобы примерно милю пройти по тропинкам, неровным и покрытым грязью, чтобы взглянуть на несколько камней, представляющих историческую ценность. Экипаж не мог подъехать поближе, и не все решились идти пешком. Лишь некоторые с энтузиазмом направились к развалинам, и я в том числе. В этом не последнюю роль сыграл тот факт, что третья Merewigs , с полустертым значком на спине, подобрав юбки, решительно шагала вперед. Я последовал за ней и через некоторое время догнал. «Прошу прощения, – сказал я. – Но я очень интересуюсь древностями, особенно теми, которые были построены задолго до того, как вы стали дамой». Смысл моих слов очевиден любому: я намекал на ее прежнее существование, до того, как она обзавелась телом, в котором сейчас обитала. Она резко остановилась, бросила на меня удивленно-презрительный взгляд и поспешила присоединиться к другой группе экскурсантов. Кстати, друг мой, я ощущаю покачивание лодки. Начался прилив.

– Вода прибывает, – согласился я, затем добавил: – Мне кажется, майор Донелли, что ваша история не должна оставаться известной только узкому кругу ваших друзей и знакомых.

– Это правда, – согласился он. – Но мое желание сделать ее достоянием широкой общественности совершенно пропало, когда я узнал, что Алек был принят, точнее, отвергнут, секретарем Общества по Исследованию Психических явлений.

– Но я вовсе не имел в виду, чтобы вы рассказывали ее в этом Обществе.

– Тогда кому же?

– Расскажите ее вашей бабушке .

Маленький рыбацкий городок Портстефен представляет собой две линии домов, обращенных друг к другу фасадами, в низине узкой долины, там, где речной поток, разбившись на множество струй, впадает в море. Улочка была такой узкой, что на ней едва могли разминуться, не задев друг друга, два конных экипажа, а тротуары такими маленькими, что двери домов были утоплены в стены, чтобы дать возможность пешеходу укрыться в нише и избежать попадания под колеса повозки, спускавшейся или поднимавшейся по улице.

Обитатели городка жили морем. Те, кто не ловил рыбу, становились моряками, а остальных всего и было – мясник, пекарь, кузнец и врач; но и они жили морем, потому что обслуживали все тех же рыбаков и моряков.

Почти все рыбаки имели большие семьи. Сети, в которых они находили детей, служили ничуть не хуже чем неводы, которыми они ловили рыбу.

Джон Рай, впрочем, был исключением; будучи женат уже десять лет, он имел всего лишь одного ребенка – сына.

– Плохой у тебя улов, Джон, – говаривал ему его сосед, Сэмюэл Карнсей. – Я женат почти столько же, сколько и ты, а у меня двенадцать. Два раза – близнецы.

– Не такой уж плохой, Сэмюэл, – отвечал Джон, – может быть, он и один, зато самый лучший.

Мать Джона была еще жива; ее знали как Старая Бетти Рай. Когда он женился, то думал, что она будет жить с ними. Но мужчина предполагает, а женщина располагает. Это предположение никак не соответствовало взглядам миссис Рай-младшей – то есть Джейн, жене Джона.

Бетти всегда была женщиной властной. Она управляла домом, детьми, мужем; но быстро поняла, что сноха не позволит ей управлять собою.

Джейн, в некотором смысле, сама была властной; содержала дом в чистоте, одежда мужа всегда была в порядке, ребенок ухожен, а сама она выглядела образцом опрятности. Вместе с тем, характер у нее был сложноватый, она частенько ворчала и придиралась по мелочам.

Джейн и ее свекровь открыто не враждовали, но «мир» между ними был хуже любой шумной ссоры; а разговоры за спиной невестки, о содержании которых нетрудно догадаться, стали настолько часты и продолжительны, что для Джона жизнь в бурном море казалась приятнее жизни в собственном доме.

Он вынужден был сообщить матери неприятную новость, что ей надлежит найти себе другое жилище; однако смягчил этот удар, подыскав ей небольшой домик выше по улице, состоявший из двух комнат, кухни, и спальни наверху.

Старая женщина восприняла его слова спокойно. Она и сама понимала, что сложившаяся ситуация стала нестерпимой. Она добровольно переселилась в свое новое жилище, и вскоре он стал выглядеть ухоженным и уютным.

Но, когда Джейн предстояло стать матерью, она согласилась на то, что Бетти будет приходить к ним в дом. В конце концов, она не была для них посторонней.

Джейн лежала в постели, будучи не в состоянии двигаться, и Бетти снова на короткий срок воцарилась в доме и управляла всеми, в том числе невесткой.

Но время, когда Джейн лежала в кровати, кончилось, и наступил момент, когда она вновь появилась на кухне, бледная, слабая, но решительная, и твердой рукой переняла бразды правления из рук Бетти.

Единственное, о чем сожалела Бетти, покидая дом сына, был внук. Ее безграничная любовь выразилась в тысяче советов и наставлений Джейн относительно того, как кормить младенца, одевать и ухаживать за ним; последняя пропустила все мимо ушей.