Сэбайн Бэринг-Гулд - Книга призраков [litres]

Будучи в доме, Хокины ни словом не обмолвились о виденном прошлой ночью, но когда Джейбиз работал в поле, Элизабет пришла к нему и спросила:

– Что ты думаешь насчет Тетушки Джоанны?

– Не знаю; может быть, это всего лишь сон.

– Довольно странно, что мы видели один и тот же сон.

– Ну, не знаю; может быть, виной всему джин; мы пили один и тот же джин, поэтому нам и приснилось одно и то же.

– Это больше напоминало явь, чем сон, – не согласилась Элизабет.

– Давай считать случившееся сном, – сказал Джейбиз. – Может быть, этого не повторится.

Однако наступившей ночью случилось то же самое. Луна была скрыта облаками, поэтому никто из них не набрался достаточно мужества, чтобы спуститься в кухню. Они снова слышали звук шагов, катящихся и падающих монет. И это не было сном.

– И что же нам теперь делать? – спросила Элизабет Хокин мужа утром. – Нельзя допустить, чтобы мертвая женщина приходила в наш дом по ночам. А что, если ей придет в голову подняться наверх и вытащить простыню из-под нас? Мы взяли ее белье, она может решить, что будет справедливо забрать наше.

– Думаю, – скорбно сказал Джейбиз, – мы должны все ей вернуть.

– Но как?

Посовещавшись, они решили отнести все взятое у умершей женщины ночью к ней на могилу.

– Думаю, – сказал Хокин, – мы подождем на паперти и посмотрим, что произойдет. Если вещи останутся нетронутыми до утра, мы можем унести их обратно со спокойной совестью. В конце концов, мы потратили некоторую сумму на ее похороны.

– Какую?

– Три фунта, пять шиллингов и четыре пенса, если я не ошибаюсь.

– Хорошо, – сказала Элизабет, – давай так и сделаем.

Когда наступила ночь, фермер и его жена тайком вышли из дома, неся в руках льняные простыни, чайник и серебряные ложечки. Они дожидались позднего часа, пока большая часть жителей и их служанка Салли не улеглись спать.

Заперли за собой дверь дома. Ночь выдалась темная и ветреная, по небу бежали низкие облака, иногда затягивая его полностью, так что ничего не было видно.

Они шли, боязливо прижимаясь друг к другу, испуганно глядя по сторонам, пока не достигли ворот кладбища, где остановились, чтобы набраться мужества перед тем, как проделать остаток пути. Для этой цели Джейбиз прихватил с собой бутылку джина.

Они вместе положили все принесенное на свежую могилу Тетушки Джоанны, но едва сделали это, как порыв ветра развернул и разметал простыни, так что пришлось прижать их камнями.

Затем, дрожа от страха, они отошли к паперти; Джейбиз откупорил бутылку, сделал большой глоток, после чего передал бутылку жене.

Разразился дождь, ветер, пришедший с Атлантики, застонал среди надгробий, завыл между зубцами башни и в окнах колокольни. Ночь была такой темной, а дождь таким сильным, что в течение получаса Хокины ничего не могли разглядеть. Затем облака рассеялись, над кладбищем показалась мертвенно-бледная луна.

Элизабет ухватила мужа за руку и показала на могилу. В этом, однако, не было необходимости, поскольку его взгляд был направлен туда же, куда и ее.

Они увидели тощую руку, показавшуюся из могилы; она ухватила тонкую льняную простыню и потащила ее. Сначала в земле скрылся угол, а затем и всю простыню словно бы засосало в водоворот.

– Наверное, она сделает из нее себе саван, – прошептала Элизабет. – А как она поступит со всем остальным?

– Давай-ка примем по глоточку, это выглядит просто ужасно, – прошептал в ответ Джейбиз; они приняли по глоточку, им стало немного полегче, и они снова принялись наблюдать за происходящим.

– Смотри! – ахнула Элизабет.

Тощая рука с длинным пальцами вновь появилась из-под земли, и принялась шарить по траве, пока не наткнулась на чайник. Затем нащупала и собрала серебряные ложечки, блестевшие в лунном свете. Показалась вторая рука, двигавшаяся вдоль могильного холмика к оставшимся простыням. Подняла – их сразу же заполоскало ветром, они хлопали и развевались подобно парусам. Рука удерживала их некоторое время, пока они не наполнились ветром, затем отпустила, они вспорхнули через кладбище, через стену, и улеглись на поленницу во дворе колесника.

– Она послала их Хекстам, – прошептала Элизабет.

Затем руки принялись ощупывать чайник, вынули из него несколько монет.

Через минуту, монеты были брошены в направлении паперти и зазвенели по камню.

Сколько именно монет было брошено, Хокины не знали.

Руки собрали наволочки, поместили внутрь чайник и серебряные ложечки, подбросили получившийся сверток вверх; ветер подхватил его и перенес через стену кладбища к дому Хекстов.

Набежавшие облака скрыли луну, кладбище погрузилось в темноту. Прошло полчаса, прежде чем луна появилась снова. Хокины увидели, что на кладбище все замерло.

– Думаю, мы можем идти, – сказал Джейбиз.

– Погоди, давай соберем все, что она оставила нам, – остановила его Элизабет.

Они пошарили по паперти, собрали монеты. Но сколько их было, они не могли сказать, пока не вернулись домой и не зажгли свечу.

– Сколько она нам оставила? – спросила Элизабет.

– Ровно три фунта, пять шиллингов и четыре пенса, – ответил Джейбиз.

Некоторое число южноафриканских буров – насколько оно велико, или, наоборот, мало, в точности неизвестно, – обладают тем, что мы называем совестью, в приблизительно таком же количестве, сколько зачатков глаз у устрицы и суставов у змеи, из которых в течение долгих веков могут произрасти настоящие глаза и ноги; равно и у них эти зачатки могут при определенных условиях превратиться в полноценное чувство.

У Якоба ван Хеерена это чувство находилось в самом зачаточном состоянии.

Он занимал Херендорп, ветхий дом у подножия холма, в котором проживал с женой и взрослыми сыновьями и дочерьми, имел лошадей и крупный рогатый скот.

Когда началась война, Якоб водрузил на фронтоне белый флаг; офицеры и солдаты британской армии направлялись на ферму, не подозревая о предательстве, и становились легкой добычей ее владельца и его сыновей.

По этой причине Херендорп получил дурную славу, его было приказано сжечь, женщин препроводить в концентрационный лагерь и содержать в нем за счет английских налогоплательщиков. Избавившись от женщин, Якоб и его сыновья получили полную свободу действий, чем и пользовались в полной мере. Что касается их лошадей и крупного рогатого скота, то им были выданы расписки, которые давали им право потребовать полное возмещение убытков по окончании военных действий.

Возможно, Якоб и его сыновья присоединились бы к отряду какого-нибудь генерала-бура, но предпочитали действовать самостоятельно, и их своеобразная тактика оказалась чрезвычайно успешной.

Один из подвигов, в котором Якоб проявил свою смекалку и которым необычайно гордился, заключался в следующем: изображая раненого, он катался по земле, размахивал белым платком и просил воды. Молодой английский лейтенант, наполнив чашку, прибежал к нему, и получил пулю прямо в сердце.