Вольфганг Хольбайн - Мидгард

Наконец коридор стал просторнее и примкнул к заполненной мерцающим красным светом пещере, потолок которой терялся в вышине. Дно пещеры покрывал щебень, и крупные обломки скал, громадные подпорки из блестящей застывшей лавы поддерживали ее свод, а внутри стояла такая невыносимая жара, что Лифу казалось, что он вдыхает огонь. Жуткие крики и стоны стали громче. Под ногами беглецов слышалось глухое, то нарастающее, то затихающее шипение, похожее на шум морского прибоя, но гораздо более сильное и зловещее.

— Что это? — спросил Лиф.

Бальдур остановился и красными, воспаленными глазами посмотрел на мальчика.

— Этот шум? — спросил он.

Лиф кивнул.

— Это впадина Хвергельмир, — сказал Бальдур.

— А… а крики? — запинаясь, спросил Лиф.

— Ты сам увидишь, — буркнул Бальдур. — Идем.

Они пошли дальше, хотя Лиф готов был отдать все на свете, только бы часочек поспать. Но он не осмеливался об этом просить. Внутренний голос говорил ему, что здесь нежелательно отдыхать и что вообще здесь запрещено находиться. Одно их появление в проклятой пещере было святотатством, за которое неминуемо должно последовать наказание. Уснуть здесь означало бы верную смерть.

Почти час они блуждали среди причудливого мертвого ландшафта, состоявшего из потрескавшейся лавы и обломков камней. Наконец чуть-чуть похолодало. Сначала это был лишь легкий ветерок, но вскоре жара ощутимо начала спадать. А потом стало холодно.

В первую минуту Лиф этого даже не заметил. Последние несколько часов ему казалось, что он шагает по горящим углям, и теперь он не мог понять, действительно ли он мерзнет или просто привык к страшной жаре преисподней. Однако через несколько минут пальцы на руках и ногах защипало от холода, а изо рта во время дыхания выходили облачка пара.

Стало еще холоднее. Красный свет ведь это был кровавый свет Гелы, но камни, по которым они шли, теперь не трещали от жары, а покрылись тонким слоем инея, словно затянулись белой кожей. Лиф дрожал от холода, а Ойгель плотнее завернулся в плащ и втянул голову в плечи.

Внезапно Бальдур остановился и молча указал рукой вперед. Лиф и альб подошли ближе.

Дно пещеры под крутым углом уходило вниз, и когда Лиф поднял глаза и посмотрел по сторонам, он догадался, что бездна перед ними была кратером, поперечник которого был так велик, что его края расплывались в огненно-красной дымке. Скала под их ногами дрожала, из глубин каменной котловины доносились шипение и грохот, которые они слышали уже давно. Навстречу Лифу ударила волна ледяного, пахнувшего морозом холода и обожгла его лицо.

— Что это? — прошептал Лиф. Его голос исчез в чудовищной глубине котловины, как мгновенно испаряется в пустыне капля воды.

— Впадина Хвергельмир, — ответил Ойгель. Он тоже говорил шепотом. — Впадина богини Гелы. Посмотри-ка вниз, Лиф, ведь ты первый из смертных, который видит ее собственными глазами, и, скорее всего, кроме тебя, ее никто не увидит.

Лиф осторожно наклонился и посмотрел в глубину.

Черная скала отвесно обрывалась вниз. Она была по меньшей мере в десять раз выше, чем тот скалистый берег, на котором в детстве Лиф любил сидеть и мечтать. Дыхание мальчика сковал холод, повеявший ему навстречу. Бесконечно далеко под ногами, казалось, сверкала вода.

Отсюда берут начало все реки Мидгарда, — продолжил Ойгель. Любой ручей или источник и даже Мировое море, которое вы, люди, называете Холодным Океаном, начинается именно здесь, во впадине Гелы. Однажды вся вода снова сюда вернется, как и все живое, — добавил он.

Лиф вздрогнул и выпрямился. Впадина Хвергельмир была началом всех источников — нечто такое, к чему не позволено прикасаться людям. И даже богам.

— Мы должны… спуститься вниз? — прошептал он.

Ойгель кивнул.

— Это единственный путь.

— А потом? — спросил Лиф.

Ойгель отвел взгляд: отвечая Лифу, он смотрел мимо него, в пустоту.

— Потом мы посмотрим, насколько благосклонно отнесется к нам Гела, — тихо сказал он. — Существует некая река, которая впадает в мир легенд, и ворота, ведущие отсюда в ледяной туман Нифлхайма Царства Холода, оттуда нетрудно добраться до Шварцальбенхайма. — Он на минуту замолчал, посмотрел на Лифа и кивком указал вниз, в гигантскую котловину. — Но сначала мы должны спуститься туда. Как ты думаешь, ты справишься? Бальдур помочь тебе не сможет, ведь в этом месте силы аза и человека, в сущности, равны.

Лиф задумался и, помолчав, неуверенно кивнул.

— Если… если я немного отдохну, — пролепетал он.

Ойгель кивнул, неожиданно улыбнулся, а затем покачал головой.

— Не стоит этого делать, — сочувственно прошептал он. — Внизу спать нельзя, Лиф, а отдых не принесет тебе новых сил.

Бальдур, который все это время молчал, что-то забормотал о своем согласии с Ойгелем и отвернулся. Лиф рассеянно наблюдал за ним. Бальдур начал обходить по краю огромную каменную котловину, непрерывно смотря вглубь. По-видимому, он старался отыскать выступ, с которого они могли бы начать спуск.

— Что с ним? — спросил Лиф, идя вместе с Ойгелем следом за азом. Мальчик чувствовал, что угрюмость Бальдура объясняется не только предстоящим тяжелым испытанием.

Ойгель печально покачал головой.

— Наверное, он думает о том, что должен скоро умереть, — сказал он, — Одна из ясновидящих предсказала ему, что он будет первым азом, которого встретят ледяные объятья Гелы, и это случится задолго до Сумерек Богов и конца света.

— Значит, Бальдур знает, что он не вернется от Гелы живым?

Ойгель, не глядя на него, кивнул.

— И все-таки он пошел с нами, — с ужасом продолжил Лиф. — Почему, Ойгель?

Ойгель молчал. Лиф знал ответ на свой вопрос.

— Он это сделал ради меня, — прошептал он. — Он знал, что умрет, и все равно пошел с нами.

— Ты должен жить, — сухо сказал Ойгель. — Пусть даже Сумерки Богов кончатся, не успев начаться, и азы отправятся в сражение без тебя! Но он это сделал не ради тебя, а ради себя и своего народа.

Но Лиф его не слушал. Он напрасно пытался понять, что означает смерть для бессмертного. Он силился представить себе, в какой ужас должно привести ожидание смерти существо, жизнь которого измерялась тысячелетиями, для которого год был как час, а столетие — как день.

Спуск длился бесконечно. Бальдур наконец нашел на краю котловины место, где склон был менее гладким и не так круто уходил вниз. Застывшая черная лава кое-где имела выступы и зазубрины, в некоторых местах из скалы выдавались останки окаменевшего дерева, на которые можно было опереться. Поначалу спуск показался Лифу легким, но вскоре он обнаружил, что ему не видно конца. Холодный ветер, дувший им навстречу из глубины котловины, был похож на дыхание невидимого ледяного бога.