Вольфганг Хольбайн - Мидгард

Они зашагали дальше. Каменное дно туннеля переходило в деревянное, пока щебень и обломки лавы нс уступили место твердым и шершавым корням.

Лиф напрасно старался представить то огромное дерево, по мощным корням которого он теперь шел.

Вдруг Бальдур остановился и поднял руку. Лиф тоже застыл на месте, закрыл глаза и прислушался. Вскоре он услышал новые звуки: далекие раскаты грома и чьи-то стоны. Казалось, кто-то огромный и страшный тяжело и хрипло дышал.

— Что это? — прошептал Лиф.

— Это дракон Нидхегер, — так же тихо ответил Ойгель. — А теперь иди тише. Если он нас услышит, мы пропали!

Затаив дыхание, они пошли дальше на цыпочках. Вскоре коридор расширился и примкнул к пещере.

Осмотрев пещеру, Лиф просто ахнул от удивления. Наверху в Хвергельмирской пещере был лишь потрескавшийся каменный потолок и следы обугленной лавы, здесь простирались настоящие джунгли из громадных стеблей, коричневых и черных корней и переплетенных сучьев. Судя по рассказам Бальдура и Ойгеля, Лиф ожидал здесь увидеть один-единственный похожий на огромный столб корень.

Но все оказалось совершенно иначе. Насколько хватало взгляда, вокруг них непроницаемой крышей простирался настоящий лабиринт из ветвей и кореньев. Переплетение серых и коричневых жгутов наверху становилось совершенно коричневым, и нигде не виднелось ни малейшего пятнышка зелени, ни признаков жизни.

Впрочем, это отнюдь не означало, что причудливый лес корней был мертв. Между корнями и ветвями повсюду копошились фантастические существа: отвратительные белые личинки, свивающиеся в клубок черви. длинные, как змеи, толщиной с человеческую руку; большие мохнатые пауки, сети которых, подобно застывшему туману, обволакивали корни; жуки величиной с собаку, беспорядочно бегавшие по ветвям, и черные, похожие на жаб чудовища, бородавчатые спины которых были так широки, что на них без труда мог бы сесть человек. В пещере эхом раздавался хор пищащих, шипящих и пыхтящих голосов, но все звуки заглушало хриплое дыхание дракона.

Затем Лиф увидел нечто такое, от чего у него застыла в жилах кровь. В глубине этих кошмарных джунглей появилась человеческая фигура, которая лихорадочно пробиралась сквозь корни вперед, преследуемая целой сворой страшных тварей. Чудовища нападали по очереди, и каждый раз, когда в тело вонзались зубы и когти преследователей, жертва мучительно кричала и пыталась убежать подальше. Только сейчас Лиф различил другие голоса, непрестанные крики и стоны, которые с самого начала преследовали его на пути в Царство Мертвых.

Он понял наконец, что означал этот страшный хор.

— Ойгель, — прошептал он, — Бальдур! Мы… мы должны им помочь!

Бальдур сверху вниз посмотрел на мальчика. В его глазах появилось печальное выражение.

— Нельзя, мой маленький Лиф, — тихо сказал он. — Пещера дракона — это самая низкая и страшная ступень царства Гелы. Сюда приходят только те, которые отягчили свою совесть огромной виной. Воры и предатели, мошенники, обманщики и убийцы. Каждый, кого ты здесь видишь, сделал в своей жизни зло и получил тысячекратное возмездие. Я понимаю, что, смотря на них, ты испытываешь ужас, но они справедливо наказаны.

— Справедливо? — прохрипел Лиф. — Это несправедливо, Бальдур! Это… это бесчеловечно!

— Возможно, — серьезно ответил Бальдур. — Но преисподняя — не царство людей, не забывай.

— К тому же не везде так страшно, как здесь, — добавил Ойгель. — Наказание для тех, кто провинился меньше, не столь сурово. А люди, которые в своей жизни творили добро, получают награду. Богиня Гела грозна, но справедлива.

— И это не навсегда, — сказал Бальдур. — Однажды, когда наступит последний день, двери Царства Мертвых откроются, и те, которые продемонстрируют искреннее раскаяние, получат от Гелы милость и возможность исправиться.

— А остальные? — тихо спросил Лиф.

— Когда порядок вещей будет построен заново, они погибнут навсегда, — ответил Бальдур. — Их позабудут, как и мир, в котором они жили. — Он вздохнул и вдруг заговорил другим, почти шутливым тоном: — Но я боюсь, что мы не переживем этот день, если надолго останемся здесь. Источник реки Слидур находится по ту сторону пещеры, и наше время ограничено. Пойдемте. И больше ни звука!

Последние несколько шагов до начала лабиринта корней показались Лифу самыми тяжелыми в жизни. Его пугала мысль даже чуть-чуть приблизиться к краю паутины, а находиться внутри, среди скрывавшихся в ней чудовищ, казалось ему совершенно невообразимым. Он даже не сразу заметил, что Бальдур шел не впереди него, а как бы случайно — сзади, чтобы удержать мальчика, если он захочет в панике убежать.

Когда они вошли в лес корней, наступила жуткая тишина. Дыхание дракона и крики страдающих душ по-прежнему доносились сюда, но в непосредственной близости от них замирал каждый звук и любое движение. Ползание, беготня и копошение разных существ, на которых еще минуту назад с отвращением и ужасом смотрел Лиф, теперь прекратилось. Лес выглядел совершенно мертвым. Даже густая паутина, сверкавшая среди мощных, как стволы деревьев, сучьев, теперь свисала клочьями, оставленная ее страшными жителями.

— Они убегают от нас, — задумчиво, словно разговаривая с самим собой, пробормотал Ойгель. — Они шарахаются от живых, как мы от мертвецов.

— Нидхегер нас не испугается, — угрюмо заметил Бальдур.

Ойгель сначала захотел ему возразить, но потом безразлично пожал плечами. Лес становился все гуще, поэтому Бальдуру поневоле пришлось идти впереди всех и своими сильными руками расчищать путь. И все-таки с каждым шагом они продвигались все медленнее. Корни и черно-коричневые, плотно, как проволока, переплетенные друг с другом ветви преграждали им путь; прочная серая паутина прилипала к лицу и волосам, а сухие сучья царапали кожу. И оттого, что ни один из обитателей этого страшного леса не показывался им на глаза, мир казался более зловещим.

Лабиринту корней не было видно конца. Черно-коричневая сеть становилась все гуще, и все чаще Бальдуру приходилось в этой перепутанной массе проламывать брешь, чтобы не застрять на одном месте. Наконец путники добрались до самого сердца леса. Дыхание дракона и плач пропащих душ становились все громче, и вдруг Бальдур остановился, предостерегающе поднял руку и указал вперед. Лиф подошел к нему, встал на цыпочки и раздвинул колючие сучья, желая посмотреть, что привлекло внимание аза.

Им открылась круглая поляна. Она возникла явно неестественным образом: корни и ветви здесь были вырваны и растоптаны. Среди уничтоженной растительности сохранился лишь крупный корень Игдразила, который торчал вверх как грубая, бесформенная рука, и именно на нем сидело чудовище.