Марцин Гузек - Застава на окраине Империи. Командория 54 [litres]

– Я тебя и не заставляю. Просто надень удобное платье… А потом сделаем что-нибудь с твоими волосами… И может, еще чуточку макияжа.

– Эй!

– Да брось, это всего одна ночь. Единственная такая ночь в году.

Яромир медленно обгрызал куриную ножку, наслаждаясь теплом костра. Заметил, что многие из его товарищей к еде не притронулись.

Молокососы, подумал он. В первый раз идут в бой и от страха уже полные штаны. Нам больше достанется.

– Сегодня Палиночь, – сказал Миловит, присаживаясь. – Хотелось бы отпраздновать. Поплясать, попеть. Может, девку какую трахнуть.

– Кто сказал, что не получится? – спросил Яромир, и оба рассмеялись.

– Ты очень прям уверен в себе.

– Они сегодня будут праздновать, пить, это самый лучший для нас момент. Я уже долго за этой округой наблюдаю. Знаю, что делаю. Когда Лютошал придет сюда с остальными Сыновьями Змеи, встретим его трофеями.

Склавянин обвел взглядом лагерь. Людей было немного, да и те в основном зеленые, как весенняя трава, но в эту ночь было все равно. Они застанут врасплох пьяных и одуревших от веселья крестьян. Не особо почетная битва, но победа есть победа, а он уже давно искал случая, чтоб доказать, чего стоит.

Вооружены они были похуже, чем люди с Запада. Кожаная броня не выдерживала сравнения с железными кольчугами. Тридцатка воинов поднялась, подхватывая луки, мечи и топоры. У самого Яромира были деревянный щит и трофейный шлем легионера. Он произнес молитву Перуну и Велесу, держа руки на медальоне, полученном от жреца за жертву после удачного набега. В своих молитвах не забыл и о духах зверей, а в особенности о духе змеи, который опекал их племя.

– Пошли, – приказал он наконец. – Слава и добыча ждут нас. А если встретите красивую, богато одетую брюнетку, то не забудьте, что я с ней буду первый.

Кассандра не любила развалин, окружающих Новую Сребрницу. Они казались ей постоянно печальными, погруженными в грусть по ушедшему. Тут хозяйничали ветер и духи, и лишь иногда их заглушал шум действующего поселения. Но было в году несколько таких ночей, когда все менялось. Когда в развалинах появлялись жизнь, музыка, вино. Счастливые люди танцевали меж костров, а духи танцевали с их тенями, отбрасываемыми на скелеты домов. Но, несмотря на это, даже в веселом хороводе с людьми и пропащими душами Касс не в состоянии была забыть о кошмарах, что таятся этой ночью за границей света. Да, особенно этой ночью, когда завеса, разделяющая миры, становилась тревожаще тонкой. Вороны казались больше обычного, коты возбужденней, духи почти приобретали материальную форму, а вой грешников из старого колодца посреди командории доносился аж до окрестных деревень. Но все это не имело значения, не сейчас, не здесь. Не тогда, когда рядом с Касс были ее защитники и друзья.

– Эй, малышка, – сказал кто-то и поймал ее ладонь. Это выбило ее из ритма и лишило равновесия, но она не успела упасть, потому что мужчина схватил ее и прижал к себе. От него пахло вином и потом. Кассандра даже не успела никак отреагировать, а на месте уже была Матильда.

– Руки прочь! – заорала она и оттолкнула мужчину. Кажется, одного из легионеров.

– Спокойно, женщина…

– Тебе нос расквасить? Сейчас расквашу.

– Спокойно! Ну что за люди… – Мужчина удалился.

– С тобой все в порядке?

– Да. – Касс всматривалась в собственную ладонь. Все еще чувствовала на ней его прикосновение. Грубое, влажное, неприятное. Сколько она себя помнила, каждое прикосновение вызывало у нее ужас. Тем не менее… – Да, все в порядке, спасибо.

Увидев, как Манфрей поднимается с земли, добавила:

– Я оторвала тебя от танца…

– Он, видно, потерял равновесие, когда я его отпустила. Ничего, переживет.

– Я прямо костью ударился. – Манфрей держался за задницу. – Ты б хоть предупредила.

– Извини. Странно я себя чувствую в этом платье, на живот мне все время давит, рукава слишком длинные, еще эти буфы на плечах…

– Зато ты выглядишь прекрасно, – прервал ее Манфрей. – Так, что я еле узнал тебя… Ну то есть ты и обычно выглядишь замечательно, и еще как… Все мужики в округе мне завидуют, что ты меня выбрала. Потому что другой такой, как ты, нету.

– Не нравится мне, к чему ты ведешь.

– Вот я как раз подумал, что… – Мужчина глубоко вдохнул и опустился на одно колено. – Выходи за меня!

– Так я и знала, что это платье – плохая идея. Вставай уже. Признаний ему захотелось, гляньте. Ты что думаешь, готовить тебе буду и детей рожать? Пойдем лучше, найдем какое-нибудь местечко поукромней и…

– Ты не сказала «нет», – вставила Касс.

– И правда, ты не сказала!

– «Да» я тоже не сказала.

– А это значит, что…

Матильда минуту глазела в небо.

– Может быть, – решила она наконец. – Не знаю, я подумаю… И чего вы так радуетесь оба, дурачки. Пошли, Манфрей, найдем лучшее применение твоему длинному языку.

Вскоре они действительно ушли в темноту, исчезнув между руинами. Кассандра проводила их взглядом, потом двинулась вперед, в середину веселящейся толпы. Заметила Люциуса с Амелией, сидящих отдельно, подальше от музыкантов.

– И тогда император Альбус Восьмой объявил им войну, – рассказывал Монах.

– Альбус Седьмой, – поправила его девушка.

– Альбус Восьмой.

– Нет, это было в той книге, которую ты мне давал. Альбус Седьмой Ловчий.

– Альбус Восьмой Ловчий, я точно это помню…

– Я совершенно в этом уверена, а это значит, что ты ошибаешься. Альбус Восьмой был не Ловчий, а Развратник.

– Нет, это был… С таким прозвищем было довольно много императоров…

– Я права. Ты знаешь, что я права. Признай это.

– Я тебя люблю. Я уже это говорил?

– Так легко ты не отвертишься. Признай, что я права.

– Не могу. Моя роль в командории – это быть правым по таким вопросам. Если ты эту роль у меня отберешь, то я и не знаю, что у меня останется.

– Ну как сказать, по моему мнению, попка у тебя тоже очень даже ничего, – усмехнулась Амелия и поцеловала его.

Касс двинулась дальше, держась за плечо в том месте, где к ней прикоснулся тот человек. Где-то в отдалении увидела Натаниэля и Клару, уходящих в темноту. Подошла к полуразбитой мраморной сцене, на которой выступали музыканты. Эдвин и Велин вели сольные партии, играя все новые мелодии; остальные музыканты успевали за ними лишь благодаря репетициям, что проводили последние две недели. В ночи звучали песни об этом мире, написанные во всех уголках Империи. Рассказывающие о любви, огне, защите от тьмы. О печали и радости, потерях и победах. О духах и людях, о жизни и смерти. В эту ночь все песни сливались друг с другом. Люди перепрыгивали через костры, а огонь пылал все ярче, освещая все новые пары, исчезающие меж руин. Когда они ехали сюда, Олаф пошутил, что много детей родится через девять месяцев, незадолго до наступления очередной весны, очередного года здесь, в Пограничье.