Алексей Матвеев - Конан и Зерцало колдуна [СИ]

Не смотря на быстрое продвижение в чтении, колдунам потребовалось немало времени, чтобы перебрать стопки рукописей, прежде чем они наткнулись на то, что их, действительно, интересовало. О царе Нинусе оказалось слишком много разных записей, включая легенды, сказания, поэмы и даже стихи, но ни одна из них не затрагивала темы сердца Аримана, кроме невзрачного папируса, попавшегося на глаза по чистой случайности.

— Чего так копаетесь? — сгорал от нетерпения Конан, огромными шагами меряя книгохранилище и, вполглаза следя за жрецом, которому не доверял, не смотря на очевидное действие колдовского снадобья.

— Плохо дело. — наконец, после долгого молчания произнесла Капна, оторвав глаза от пожелтевшего от времени папируса.

— Нас предали. — мрачно усмехнулся Катамаи Рей в подтверждении слов сестры, когда принял из её рук сей прелюбопытный документ.

— Что опять, к Нергалу, стряслось? — проворчал Конан.

— Царь Нинус, — начала Капна, откладывая стопку документов в сторону, — один из немногих владык древности, кому была известна тайна магической силы сердца…

— Кром! — перебил Конан, побагровев. — Так вот, значит, как решил сыграть этот змеёныш. Что ж, хуже для него!

— Что будем делать? — спросил Гавер, не сомневаясь в намерениях командира.

— Я выполню своё обещание! — заявил Конан, мрачнея. — Тутхемес получит Нинуса в обмен на свою голову.

— Грамотный подход. — одобрил Акула, вцепившись в рукоять меча. — Позволь, я…

— Нет. — отрезал Конан. — Это дело чести. Мой меч разрешит этот спор в честном поединке.

— Дуэль? — удивилась Капна. — А не проще ли…

— Нет. — ещё жёстче отрезал варвар, тряхнув взъерошенными волосами.

— Я слышал, что Тутхемес весьма недурно обращается с оружием. — припомнил Катамаи Рей. — Он не только король-колдун, но и сильный соперник в ратном деле.

— Тем лучше. — Конан был непреклонен и, сжав в руке амулет, добавил:

— Магией он не воспользуется, сталь решит исход поединка.

— Тогда пришло время отправляться в пирамиду. За Нинусом и упырихой. — улыбнулась Капна, потирая руки в предвкушении встречи с легендарной принцессой Акивашей, которой, волею богов, уготована участь стать прислугой в Чёрном замке.

— Да. — коротко кивнул варвар.

— Ненавижу вампиров. — уныло произнёс Гавер и сделал пасс рукой, будто отгоняя назойливое насекомое.

— Можно подумать, ты кого-то любишь. — съязвила Капна.

— Уж точно не тебя. — не остался генерал в долгу.

Катамаи Рей подошел к жрецу и уколол его в шею остриём дротика, смазанного соком пурпурного лотоса. Глаза жреца округлились, и он в бессилии осел на пол, с застывшей на лице миной крайнего изумления.

— Он помог нам, но об этом не расскажет никому ещё очень долго. — пояснил Катамаи Рей, пряча дротик. — Нехорошо платить злом за добро, пусть и жрецу Сета.

— Мягкотелые вы. — проворчал Конан, всё ещё держа руку на рукояти меча.

— Отрубить ему голову и всего долов-то. — согласился с варваром Акула.

— Не стоит. — покачала головой Капна. — Пусть будет хоть один человек, который разнесёт молву о столь дерзком осквернении стигийской святыни . Люди должны узнать, что бог-змей не всесилен, и что мы плевали на него…слюной.

— Ну, если дело обстоит так, то ладно. — расхохотался Конан, и направился к выходу из библиотеки .

Культ Сета бедностью не отличался, однако храм змеебога никак роскошным назвать было нельзя, скорее он походил на логово змеи, мрачное и пустынное. Всем его достоянием являлся каменный алтарь со статуей огромной змеи, жертвенник и несколько чадящих масленых ламп на стенах из серого камня. Бесспорно, в состоятельности культа мало кто сомневался, и тяга Тутхемеса, как и большинства верховных жрецов к роскоши являлись тому лишь подтвержденьем, хотя сам Сет был аскетом, видящим ценность отнюдь не в золоте. Злейшего врага рода людского привлекали омерзительные ритуалы, которые заканчивались человеческими жертвоприношениями, крики боли и ужаса, запах страха и предсмертная агония несчастных тешили его чёрную душу. Но ночные гости вторглись в храм не воровать, а посему и удалились без особых сожалений о не состоявшейся поживе. Вдобавок ко всему, Капна потешила друзей ещё и тем, что белой краской, найденной в подвале, вывела на приплюснутой змеиной морде митрианский символ жизни. Эта выходка впоследствии могла быть истолкована жрецами Сета, как верх святотатства, смертельно оскорбляющего их тёмного бога.

Тем же путем Конан и его спутники вернулись к рыночной площади, от которой направились к конюшням за скакунами. Чтобы не привлекать к себе внимания стигийских властей, им нужно было засветло добраться до пирамиды. Украсть лошадей труда не составило. Хозяев эти скакуны не знали, поскольку их готовили к продаже, а расположить животных к себе несколькими яблоками, конокрадам удалось без особых хлопот.

Чёрным вихрем промчались всадники по спящему городу, осадив коней лишь у городских ворот. Не смотря на давешний инцидент у северных ворот, стражники, на сей раз, были куда сговорчивее, да и бумага с личной печатью короля и несколько золотых в довесок, оказались весомыми аргументами, позволившими им покинуть город без лишних вопросов. До рассвета оставалось всего несколько колоколов, и отряду предстояла напряженная скачка, чтобы до первых лучей солнца успеть войти в Большую пирамиду, поэтому каждый наездник вёл за собой на уздечке по сменной лошади.

Проскакали галопом два колокола подряд и лишь единожды остановились, чтобы пересесть на свежих сменных скакунов и продолжить бешеную скачку. Ближе к рассвету, когда краешек светила озарил южное небо первыми всполохами будущего пожара, впереди замаячила чёрная громадина Большой пирамиды, поражая усталых путников своими воистину титаническими размерами. За громадиной Большой пирамиды в предрассветном небе проступали неясные тени ещё двух стигийских титанов, и одинокий бесхозный верблюд на фоне редких чахлых пальм лишь дополнял собой мрачную картину безысходности.

Всадники сбавили темп, а когда до входа в пирамиду оставалось не больше полулиги, спешились, привязав лошадей к чахлой пальме на окраине пустыни, которая окружала это проклятое богами место. Вид этих громоздких сооружений глубокой древности приводил в трепет и заставлял биться чаще даже самые отважные сердца. Ходили легенды, что пирамиды были воздвигнуты ещё задолго до того, как смуглый народ, ныне гордо именующий себя стигийцами, заселил берега Стикса. Пирамиды излучали саму древность и то древнее вселенское зло, которое копилось веками в их потаённых коридорах.