Элли Рябинова - Лисья тень

— Мне бы хотелось, — продолжил старик, — чтобы вы познакомились с Яной Марковой и с лейтенантом Фырьевым, перед тем как продолжить представлять интересы «Дождя». Я оставлю вам эти два файла для ознакомления, а доступ к этим двум, — он стукнул пальцами по файлу с «Дождем» и по файлу с моим именем, — я готов предоставить вам позже, когда вы будете готовы, а сейчас…

— Как я могу к вам обращаться?

Нашла даже силы перебить старика, уже сжимая два файла в своих руках. Конечно, я не понимала, что происходит. До конца не понимала, почему именно со мной делятся какой-то информацией. Не понимала так же, кто передо мной сидит. Насколько могущественный человек сидит передо мной, раз заявляет о том, что может переступать через барьеры способностей, раз заявляет о существовании других миров? Раз имеет информацию обо мне, «Дожде» и еще каких-то людях?

Он улыбнулся и покачал головой, после чего снял трубку старого телефона и, нажав на красную кнопку, сообщил:

— Пожалуйста, развейте у госпожи Волковой действие нашей способности и передайте же наконец номеру Четырнадцать, что его методы с «разрушением» лица переходят все границы.

Он уже было хотел положить трубку, но потом вспомнил об абрикосах и смягчился.

— Последний, более уместный вопрос, Поль Волкова?

— Сколько времени прошло в моем мире?

— Секунда.

Уверенно сказал старик с той самой доброй улыбкой, которая сопровождала его на протяжении всего нашего диалога. В комнату вошли та самая девушка c тарелкой абрикосов и ещё один человек в капюшоне, c цифрой «четырнадцать» на плаще.

— Четырнадцатый! Извинись перед Волковой за то, что устроил с её психикой. Она была абсолютно не готова к твоим выходкам.

Он рассмеялся, обошел стол и, положив руку мне на голову, заявил, что в следующий раз будет обращаться со мной мягче, а затем, под тяжелым взглядом старика, все же попросил прощения. Это было неискренне. Все трое пожелали мне удачи, а затем я снова очутилась в темном помещении. Только через пару секунд я смогла понять, что нахожусь в уборной Лавки писателей. В руках у меня были файлы, все вещи, кроме фотографий, предоставленных мне «Дождем», были на месте. Неужели действительно прошла всего секунда?

Прошло несколько дней, перед тем как я смогла взяться за изучение файлов, предоставленных мне стариком. «Дождь» назначал мне несколько мелких заданий, на которые уходили целые сутки. Другие сутки я отходила и пыталась отдохнуть. Дима сообщил о моей находке (флешке) старшим, а они, в свою очередь, с удовольствием принялись изучать её. Впоследствии, пригласив меня на одно из собраний, они поблагодарили меня и выделили несколько выходных для того, чтобы я смогла подготовиться к поискам этого парня. Естественно, о том, что произошло со мной на днях в Лавке писателей, я не сказала им ничего. И вот сегодня, когда я наконец осталась одна, мне предстояло ознакомиться с тем текстом, который прямо сейчас лежал у меня на столе.

Вернее будет сказать, что текста-то и вовсе не было. Листы, находящиеся в файлах, были пустыми.

— Лейтенант Фырьев или же Яна Маркова… Кто же вы, черт возьми, такие, и почему листы, на которые я смотрю прямо сейчас, — пустые?

***

Лейтенант Фырьев:

— Потерпи еще чуть-чуть!

— Лейтенант, я…

— Скоро они будут здесь, мальчик, я уверяю тебя. Все будет хорошо!

Напарник лейтенанта истекал кровью. Несколько пулевых ранений прямо в живот. Удивительно, что тот ещё мог говорить и двигаться. Фырьев держал его за руку и, кажется, плакал.

Фырьев — взрослый мужчина, возможно, лет сорока. Он носит длинные волосы, которые сейчас оказались распущенными, и бороду. Волкова смогла позволить себе осмотреться. По всей видимости, это было заброшенное помещение, потому как освещение было минимальным, а коридоры казались ей максимально неухоженными. Вскоре Фырьев сообщил в рацию о провале миссии по поимке человека со способностью, а также о потерях.

После Волкова наблюдала лейтенанта уже в баре. На совет бармена остановиться Фырьев послал того куда подальше и требовал налить ещё, а через некоторое время ещё и ещё. Фырьев был также замечен Волковой за употреблением психоактивных веществ у себя в квартире. Осмотрев комнату, она обнаружила фотографию, на которой была изображена семья Фырьева. Его дочь и жена. Буквально через мгновение рамка с фотографией пропала из рук Волковой и оказалась в руках у лейтенанта, который сидел на краю кровати и плакал. Его дочь умерла. Фырьев отложил фотографию на кровать, подошел к холодильнику и вытащил последнюю банку пива. Холодильник оставался пустым ещё очень долгое время, потому как лейтенант бросил все попытки питаться дома. На столе Волковой были обнаружены записи, которые написал лейтенант после ухода его жены.

Фырьев писал:

«Я бил ее. Она собиралась уйти от меня, оставить меня одного. Вместо того чтобы броситься просить у нее прощения за то, что случилось пару мгновений назад, я бил ее. Плевал ей в лицо. Унижал. Мягкая игрушка, плюшевый лис Марк, которого она грозилась выкинуть в окно еще несколько дней назад, был у меня в руках. Теперь окно открыл уже я. Она смотрела на меня стеклянными глазами. Ей было все равно даже тогда, когда Марк был уже внизу. Я кричал ей собираться. Говорил, что сейчас его украдут, переедут или какие-то мерзкие дети будут его пинать. Я хотел, чтобы она доказала мне, что ей не все равно. Ей было все равно. Это была первая мягкая игрушка, которую я подарил ей. Я не выдержал. Как можно было так относиться к Марку, которого она прижимала к себе каждую ночь? Иногда, черт возьми, я даже ревновал ее к нему, потому что меня она никогда так не прижимала. Я стоял перед ней на коленях. Просил прощения. Говорил, что я — животное. Она обошла меня, подобрала с пола пальто, которое я отнимал у нее, чтобы она не ушла. Накинув его на себя, она вышла в коридор. Скинула с себя резиновые тапки и по-быстрому надела на ноги кроссовки. Я тоже нацепил на себя уличную обувь. Вернее, я ведь и не снимал ее вовсе. Месяца не прошло, как Алисы не стало. Двадцать пять дней. Всего лишь каких-то двадцать пять дней. Она шла в сторону лифтов, а я медленно шел за ней, игнорируя все просьбы отстать. Она говорила, что я маньяк. Что сейчас она вызовет полицию, снимет все побои, скажет, что я преследую ее. Мы спустились на улицу, где уже шел дождь. Марка не было на дороге. Я испугался и выбежал чуть вперед. Все было хорошо, кто-то просто аккуратно поставил его на забор. Я прижал его к себе. Она встала рядом со мной и начала говорить мне гадости. Говорила, что мне нужно лечиться. Что я похож на психически больного. Она, словно специально, говорила громче слова „бил“ и „ненормальный“, когда кто-то проходил рядом с нами. Из-за этого люди косились на нас, в особенности, конечно, на меня. Я просил ее не уходить. Медленно шел за ней, в ответ она лишь оборачивалась и говорила мне идти домой, пока она не позвонила в неотложку или в полицию. Дождь усиливался. Я прижал Марка еще крепче к себе, потому что начал мерзнуть. На мне были всего лишь какая-то домашняя футболка и черные брюки. Было правда очень холодно, но я все равно продолжал идти за ней. Я не мог отпустить ее. Она зашла в магазин, чтобы купить себе кефир и сигарет. Ее стандартный обед после смерти Алисы. Тех сигарет, которые она курит, там не оказалось. Мы вышли на улицу, где я сел на что-то вроде подоконника и сказал, что больше не пойду за ней. Я смирился. Ей правда было страшно находиться рядом со мной, но смириться с этим я смог только сейчас. Она оставила мне ключи и ушла. Так я остался с Марком один. Она больше никогда не вернется. Никто больше не вернется ко мне».