Кае де Клиари - Ключ [СИ]

Крик, прозвучавший впереди, был не кошачьим, а… женским! В тот же миг в грудь профессора врезались бечёвки, которыми он привязал к спине тетрадь со стихами. Что за?.. Бечёвки немедленно лопнули, и тетрадь соскользнула вниз, легонько стукнув его по ягодицам. Что?!

Он вдруг понял, что бежит на двух, а не на четырёх лапках. Нет, какие там лапки? Он бежал на двух ногах!.. Человеческих ногах!

Впрочем, бег его был недолог, потому что от неожиданности он споткнулся и с разбегу налетел на обнажённую длинноволосую девушку, растерянно стоявшую посреди пентаграммы. Невольно обнявшись, они полетели кубарем, сбив ещё пару свечек. А ещё через мгновение в них врезалась другая такая же девица, а вслед за ней полная, но по-своему привлекательная женщина лет сорока.

Образовалась куча-мала, выпутаться из которой удалось не сразу. Когда же все четверо, всё ещё оглушённые столкновением, разобрались, наконец, где, чьи руки-ноги и отодвинулись друг от друга, потирая ушибленные места, то воцарилось молчание.

Трудно сказать, кто из них был удивлён в большей степени. То, что гнавшиеся за ним кошки, это не совсем кошки, профессор догадался еще, когда увидел их в холле. И то, что сейчас перед ним сидят на полу три ведьмы, ему не надо было объяснять. А вот то, что сам он оказался в человеческом теле, от которого отвык несколько тысячелетий назад, было ошеломительной новостью!

Для ведьм преображение розового крыса тоже было весьма неожиданным. На него сейчас взирали три пары совершенно круглых глаз. Пара карих и две зелёных.

— Парень, а ты кто? — обрела, наконец, голос полная рыжая дама, а две другие смуглокожие, черноволосые красавицы, на вид не старше двадцати лет, воззрились на него вопросительно.

Прыск знал, что они видят перед собой тощего веснушчатого подростка лет семнадцати, с волосами настолько белыми, почти прозрачными, что сквозь них было видно розовую кожу. Вдруг он понял, что сидит совершенно голый среди представительниц противоположного пола, тоже обнажённых. Конечно, ведьмам было совершенно наплевать на свою наготу, на то они и ведьмы! Пока он был в теле крысы, его это обстоятельство тоже не волновало, но теперь…

Прыск увидел валявшуюся на расстоянии вытянутой руки тетрадку стихов, судорожно схватил её и прикрыл причинное место, после чего ответил, решив, что правду скрывать бессмысленно:

— Меня зовут — Прыск. Я… розовый дракон!..

Вести себя, как ни в чем, ни бывало, после всего, что случилось в последнее время, дело непростое.

Анджелика знала, что друзья не посмотрят на неё с осуждением, никогда не упрекнут и даже не подумают о ней плохо. Но ей стыдно было смотреть им в глаза, а когда она хотела что-то сказать или отвечала на вопрос, голос предательски срывался.

Это было мучительно, почти невыносимо! Анджелике хотелось бежать куда-нибудь подальше отсюда, чтобы не видеть тех, кто был свидетелем её дурацкого и позорного поведения. Она едва могла выносить общество их… тех, кого она по-дружески любила и кто, (она знала это!), так же, по-дружески, любил её!

Беда была в том, что деваться ей было некуда. Не только этот город, но и весь этот мир она знала лишь по рассказам друзей, и хоть он был похож на тот, в котором она родилась и выросла, всё же он был чужим, непривычным, а потому опасным!

Куда она могла здесь пойти? Куда угодно, конечно же, но что она будет делать без денег, в потрёпанной одежде, не зная даже самых элементарных правил поведения в этом незнакомом месте?

Но сидеть безвылазно в номере мотеля она больше не могла. И Анджелика решила сбежать. Не насовсем, конечно! Она вернётся, вот только пройдёт… куда-нибудь, что-нибудь там сделает и вернётся. Может быть быстро, а может быть нет.

Огнеплюй ушёл «на работу» рано утром, сказав, чтобы к обеду его не ждали, и что, скорее всего он будет поздно вечером. Надо же какая дамочка у него ненасытная!

Стоп! Анджелика приказала себе выбросить эти мысли из головы. В конце концов, что она знает? Ничего. Ведь Огнеплюй так ничего и не сказал, а догадки Мегги могут быть ошибочными. Да и какое ей дело, в конце концов?

Анджелика воспользовалась тем, что Мегги спит, оделась и выскользнула из номера. Зелёная драконесса могла не спать по трое-четверо суток, не выказывая ни малейших признаков усталости. Точно так же долго она была способна спать, если её не будить, конечно. Ну что ж, пускай себе спит, а Анджелика тем временем пройдётся!

День был соблазнительно солнечным, а город, обласканный золотыми лучами, выглядел приветливо и безобидно. Правда, предчувствие на пороге кольнуло — «Влипнешь!»

Да? Может быть. Но она уже дважды за последнее время «влипала», сидя в четырёх стенах. Так что же лучше? Торчать в мотеле, сходить с ума и всё равно влипнуть, или влипнуть, но хотя бы прогуляться при этом?

— Эй, красавица? Я тебе говорю, куколка. Подь сюды!

Окликнувший её мужчина был навеселе. Не слишком. До состояния, в котором пребывал тогда Огнеплюй, ему было далеко, но эйфория подпития делала своё дело.

Тем не менее, Анджелике не было резона от него шарахаться. Она его не боялась.

— Сколько берёшь? — спросил он, когда девушка приблизилась.

— Что беру? — не поняла Анджелика.

— Ну не концов же в рот! — осклабился незнакомец. — Он у тебя маленький, больше одного не поместится. Я спрашиваю — сколько берёшь за час?

— А-а!.. — протянула Анджелика, до которой дошёл смысл его вопроса. — Вы ошиблись, я не проститутка.

— Вижу, что не проститутка! — заявил поддатый мужик. — Была бы путаной, одевалась бы покрасимше. Вот я и спрашиваю — сколько берёшь, раз ты не путана? Шлюхе я плачу четвертак, а тебе могу пятнашку положить, раз ты не профессионалка.

— Н-нет, спасибо, я не… — начала Анджелика, но незнакомец возражений не принял.

— Что значит — «нет»? — возмутился он. — Я, по-твоему, дурак, что ли платить неумёхе, как крутой шалаве? Кстати, ты осторожней с частным промыслом — девки здесь злые. Поймают — побьют и гриву твою красивую выщиплют. Добро, если совсем не изувечат!

— Хватит! — возмутилась девушка. — Сказала же — я не из них, и нет у меня никакого частного промысла! Я иду своей дорогой, и не надо ко мне…

— Ах ты, сучка!

Мужчина грубо схватил девушку за руку и притянул к себе.

— Я с ней по-хорошему, а она фордыбачит! В последний раз предлагаю или пеняй на себя. Ни тебе, ни мне — даю двадцатку…

— Отпусти девушку!

На плечо пьяного подонка легла ладонь размером с лопату. Даже Огнеплюй не мог похвастаться такими кистями рук, хоть тот, кто пришёл ей сейчас на помощь был ростом пониже её рыжего друга.

Анджелика подняла глаза на этого новоприбывшего, и ей стало слегка дурно. Лицо человека было изуродовано — сломанный нос, бесформенные, разбитые и видимо неровно сросшиеся губы, несколько шрамов пересекающих щёки и неровный голый череп, изломанные брови, уши, расплющенные и напоминающие блины, изготовленные неумелым пекарем.