Андрей Снегов - Меняла [СИ]

Я не хотел этого. Не хотел быть узником ненавистной с детства золотой клетки из обоюдоострых мечей, не хотел повторить судьбу отца, не хотел учить своих еще не родившихся детей твердости и жестокости, граничащей с кровожадностью. Что ж, Воорт нашел свое последнее пристанище здесь, в нижнем мире, как найду и я через много лет.

Яму я выплавил на вершине маленького холмика у коричнево-зеленого пруда на краю парка. Воорт по нашему обычаю лежал на спине и держал в застывших руках умерший одновременно с ним и превратившийся в бесполезную железку меч. Я с минуту постоял над могилой и начал забрасывать ее землей. Когда глубина достигла локтя, я расплавил мечом землю над телом и забросал получившийся саркофаг землей и разноцветными листьями. Холм над водой — лучшее место для могилы и церемонии прощания с вечностью.

Я открутил рукоять меча от лезвия и вытащил светящийся неоном кристалл. Сломать продолговатый холодный камень оказалось неожиданно легко. Ничего не произошло, лишь померкло голубое свечение, и навалилась непривычная усталость, которая затуманила разум и бросила на колени в обжигающе холодную воду пруда. Я собрал последние силы и швырнул обе половинки уже мертвого кристалла в безразличную глубину. Они с тихим плеском ушли в вечность, а вечность навсегда покинула меня. Я склонился над водой и в неярком свете Луны увидел свое отражение. Первые морщины пробороздили высокий лоб, под глазами появились темные круги, и на лицо легла печать усталости. Я стал выглядеть на свои двадцать семь лет, стал обычным человеком, которому суждена не вечная жизнь, а четко отмеренный судьбой отрезок, в течение которого нужно просто жить, жить и ценить каждый день, каждый час, каждую секунду времени, струящегося подобно песку между пальцев.

Меня всегда интересовал вопрос, что чувствуют обычные люди в течение их короткой жизни, и что ощутит Бог, вдруг став человеком. Ответ прост: я почувствовал радость осознания конечности всего сущего, в том числе и себя. Ведь Бог — это человек, Человек с большой буквы. Это настолько же верно, насколько правильно обратное утверждение, а его разумность у меня никогда не вызывала сомнений.

Я усмехнулся, резко поднялся с колен и зашагал по дороге, которая теперь имела не только начало, но и конец...

Капсула светилась неоном в липкой и обволакивающей тьме ночи. Лицо Вета за прозрачным стеклом превратилось в застывшую и безжизненную маску.

— Иван! — мой голос прорывался сквозь гудящие потоки энергии. — Держи левый фланг.

Коленопреклоненные фигурки, расположившиеся полукольцом справа, вздрогнули, как от удара плети — фланговый высосал из них дополнительные порции энергии. Я снова оглядел песчаную поляну и капсулу в центре, окруженную стоящими на коленях мальчишками. Потоки энергии бушевали неровными всполохами северного сияния, магия струилась холодными голубыми потоками, стекая с тонких мальчишеских пальцев. Светящаяся сеть накрыла поляну, надежно обхватив своими тенетами хрупкую капсулу Древних в центре. Все силовые потоки замкнулись на мне. Серебристый обруч на голове раскалился до бела, лоб покрылся испариной, и страх ледяными щупальцами сковывал разум.

— Ирвин, справа поднажми! — крикнул мне Лель — наш правофланговый, и паутина стала заметно ярче, создав вокруг капсулы непроницаемый неоновый кокон.

Я начал осторожно повышать напряженность поля. Воздух вибрировал и искрился, волосы встали дыбом и трещали, светясь в серой полутьме.

— Внимание! — я высасывал из мальчишек последние крохи силы, и все шесть маленьких фигурок в непроглядной ночи светились ярко-голубым огнем. — Готовимся! Пуск!

И ночь превратилась в день, и звезды померкли. Луна пропала в небесах, и само небо стало фиолетово-черным. Посреди поляны вспыхнуло голубое солнце, осветив неровный круг сосен и елей, и начало медленно подниматься вверх. Яркий свет резал сетчатку и выдавливал слезы. Они капали на траву и серебристым жемчугом стекали в землю, чтобы прорасти завтра невиданной красоты цветами, каждый из которых станет памятником человеческому любопытству. Переливающийся неоновыми всполохами кокон капсулы все быстрее и быстрее поднимался вверх, пугая все живое вокруг и тая в темноте ночи. Наконец, его неровное гудение затихло, и стали слышны крики испуганных птиц и животных, стремительно уносящихся прочь от невиданного доселе явления.

А потом небо прорезали желто-оранжевые лучи. Три смертоносных луча. Три вестника смерти. И капсула взорвалась, и в этот момент я почувствовал крик. Вет писал клич смерти на разлинованном лучами боевых мазеров небе. И прощался со мной. А я плакал навзрыд. Я любил его больше жизни. И променял на нее. На жизнь среди своих. На жизнь земную, а не впотьмах подземелий Следящих. Променял на небо, звезды, свежий воздух и пение птиц. Следящие обещали мне все это в обмен на смерть Вета и ребят.

Я молча шел куда-то, не разбирая дороги и натыкаясь на стволы и ветви деревьев. Смерть шестерых мальчишек. Им не было и тринадцати. Они отдали свою энергию жизни для осуществления древнейшей мечты — вырваться из-под колпака Следящих, взлететь как птицы высоко в небо, и увидеть Землю такой, какая она есть.

Позади меня раздался грохот падения капсулы. Я обернулся. Слезы застилали глаза, и я видел только плывущие языки пламени, пожирающие останки моих друзей. Пусть эта поляна будет им братской могилой. Я сложил руки в знак Последнего Прощания. А потом заметил три фигуры в черных балахонах. Следящие! Я попытался ударить их Силой, но ее не было. Я метнулся в сторону, но тщетно. Выстрел парализатора опередил меня. И я начал падать на на землю, которая медленно, как во сне, качаясь, плыла к моим глазам. Оловянный блеск нечеловеческих глаз под черным капюшоном приблизился ко мне.

— Молодец, Шаарт, — прошелестело лицо под капюшоном, — тебе все удалось, наши поздравления.

— Почему Шаарт, меня зовут Ирвин! — хотел крикнуть я, но губы не слушались, и Следящие увидели только немой вопрос в моих глазах. А затем свет звезд померк, и время закружилось в безумном танце.

— Ирвин, проснись, — кто-то тряс меня за плечо, — Ирвин, ну вставай же!

Я с трудом открыл глаза и увидел перед собой возбужденное лицо Вета.

— Ирвин, ты забыл, сегодня запуск, — шептал мне Вет, и его синие глаза сияли от восторга в свете полной луны.

Нас с ним всегда различали по глазам. У него — синие, у меня — серые. А в остальном — близнецы. У него — мальчишеские и изумрудно-озорные, у меня — умудренные опытом и оловянно-печальные. А в прочем — как две капли воды. Я поднялся с кровати, и мы двумя безликими тенями выскользнули в окно нашего старого бревенчатого дома.