Энтони Райан - Королева пламени

Дарнел уже ехал по воде, когда Френтис с Ренсиалем нагнали эскорт. Оба оруженосца повернулись у кромки воды, чтобы встретить атаку, и управляли лошадьми с неестественной точностью. Френтис заметил двойные мечи за спинами и крякнул от досады.

Куритаи.

Ренсиаль попытался обогнуть их, свесился, чтобы уйти от удара, но раб-солдат перепрыгнул со своего коня на коня мастера, ударил вниз обоими мечами. Мастер выдернул ногу из стремени, схватился за шею лошади, развернулся и ударил раба обеими ногами в грудь. Тот слетел в воду, а мастер вернулся в седло.

Френтис попытался разделаться со вторым куритаем метательным ножом, поравнялся с рабом и швырнул железо точно в глаз. Но раб, похоже, не заметил раны, рубанул Френтиса на скаку, промазал на считаные дюймы, развернул коня и тут свалился замертво — копье Давоки прошило его насквозь и вылезло из груди. Давока выдернула оружие и помчалась вслед за Френтисом.

Дарнел впереди бешено нахлестывал коня. Тот вскарабкался на восточный берег, поскакал прочь, и эскорт воларцев тут же сомкнулся. Ренсиаль атаковал их, его меч замелькал, вокруг валились люди, Ренсиаль вырвался из кольца, пришпорил скакуна — но в шею тому врезался воларский меч. Второй воларец кинулся к мастеру, чтобы ударить в спину, но конь Френтиса столкнулся с вражеским, а орденский клинок пронзил голову всадника.

Давока выла от отчаяния и дралась с воларцами, крутила копьем, брызгала кровью с острия. Когда врагов осталось двое, те попытались развернуться и броситься наутек, вслед за удачливыми собратьями, — но пали от стрел в спину. Френтис оглянулся: Соллис и Иверн бежали через реку с луками в руках. На западном берегу уже все стихло, рыцари и свободные бродили среди изувеченных тел.

Лошади удиравших вместе с Дарнелом подняли облако пыли. Увы, теперь лорда не догнать. Давока пробормотала проклятие на лонакском и воткнула копье в землю. Ренсиаль опустился на колени у своего коня, погладил его шею ладонью, тихо зашептал на ухо умирающему зверю.

— Брат, это было безрассудно, — с укором произнес мрачный Соллис и помрачнел еще сильней, когда Френтис сочно, со вкусом захохотал.

А когда отсмеялся, то подтвердил:

— Да, брат. Крайне безрассудно.

Но затем глянул на Ренсиаля и помрачнел, как и Соллис.

— Ты прав. Мои извинения, — угрюмо добавил Френтис.

— Да он был у нас в руках! — в сердцах воскликнул Эрмунд и вогнал ножны в землю. — Я в свалке был всего в двух ярдах от Дарнела! Мы окружили его, а он ушел живым и смеется над нами. Я слышу смех даже отсюда!

— Его рыцари или мертвы, или захвачены в плен, он убежал в Варинсхолд, как побитый пес, — возразил Бендерс. — Вряд ли он смеется.

— И теперь он точно знает, где мы и насколько сильны, — заметил Соллис.

— У него уже нет сил, чтобы использовать знание, — отпарировал барон.

Победители устроились на скалистом пригорке, венчавшем отрог. Внизу бродили солдаты Френтиса, обыскивали павших, забирали оружие и ценности. У берега сидела под охраной кучка рыцарей Дарнела. Без доспехов они казались на удивление жалкими. Просто усталые побежденные люди, перепуганные зрелищем быстрой смерти всех воларцев, попытавшихся сдаться.

— Брат, почему эти драные сукины сыны еще живы? — спросил получасом раньше Дергач у Френтиса прямо перед захваченными рыцарями. — Они ж предатели Королевства!

— Они сдались согласно обычаю, — не без сожаления объяснил Эрмунд. — Их судьбу решит барон.

— Тогда лучше держите их на марше подальше от нас, — угрюмо посоветовал Дергач и затопал прочь, мародерствовать.

Бендерс уже достаточно выудил из пленных, чтобы понять всю глубину безумия Дарнела.

— Перестраивает дворец, представляет себя королем, — качая головой, проговорил барон. — Может, воларцы зачаровали его Тьмой и лишили рассудка?

— Отец, безумие всегда сидело в нем, — спокойно сказала госпожа Алис. — Я хорошо его помню. В юности я принимала его за страсть, даже любовь. Может, это она и была, но только к себе самому. Пока был жив его отец, Дарнел подчинялся его воле. Когда отец умер, безумие вырвалось на свободу.

— Остается лишь надеяться, что оно заглушит голос Аль-Гестиана, — сказал барон. — Взять Варинсхолд наскоком теперь не удастся. Дарнелу придется отсиживаться за стенами, пока его друзья не закончат дело в Кумбраэле.

— Милорд, я по-прежнему хотел бы попробовать стоки. Если придется — в одиночку, — предложил Френтис.

Многие из собравшихся странно посмотрели на него, Соллис — в особенности сурово. Френтис знал, что его обновленная душа так и лучилась, сияла, и не видел смысла прятать драгоценный дар волка.

«Ты должен простить себя».

— Брат, я… э-э, приму это во внимание. — Бендерс сдержанно улыбнулся.

Френтис подумал, что такие улыбки обычно адресуют сумасшедшим.

— Мы всего в нескольких милях от нильсаэльской границы, — сообщил лорд Фурель. — Разумнее всего будет отдохнуть здесь и дождаться вестей от моих гонцов. Возможно, подкрепления идут к нам прямо сейчас. Самое малое, дождемся новостей из Пределов.

Бендерс вопросительно глянул на Соллиса.

— Я пошлю своих братьев во все стороны, — пообещал командор. — Если в радиусе пятидесяти миль есть что-то, стоящее внимания, — мы услышим об этом в течение двух дней.

— Хорошо, мы встанем здесь лагерем, — согласился барон. — Брат Френтис, вы под началом своего брата, а не под моим, но, полагаю, мы оба считаем, что с вашим визитом в Варинсхолд следует подождать.

— Как будет угодно вашей милости, — пожав плечами, согласился Френтис, вежливо улыбнулся и поклонился.

Он продолжал улыбаться по пути к своей палатке. Теперь тревога, которую он ощущал при виде постели, рассеялась без следа.

«Интересно, каково оно — спать без снов?» — стягивая сапоги и ложась на спину, подумал он.

Она с холодной отстраненностью наблюдала, как рабы сражались в яме, оценивала скорость и проворство. От стен вокруг, от грубой каменной крыши отражалось эхо лязга и звона. Новые ямы, вырубленные глубоко под улицами Волара, для ее новых детей, которых пришлось вынашивать так долго.

— Любимый, тебе они нравятся? — спросила она, зная, что он тоже наблюдает. — Мы столь многому научились от тебя.

Она жаждет пробудить его интерес, услышать хоть слово через пропасть, разделяющую их.

Люди в ямах самозабвенно дерутся и молча умирают. Но их лица не похожи на лица куритаев, пустые, лишенные эмоций. Эти люди кривятся от боли и рычат от ярости, угрюмо радуются кровавой победе. Их там по меньшей мере сотня. Они движутся с грацией прирожденных бойцов.

«Если слишком затянуть ошейник псу, он задохнется, — думает она. — Сколько ни бей его, он останется псом. Но, любимый, посмотри на них. Они не псы, а львы».