Николай Туканов - И короли бессильны... [СИ]

— Сурш, дай ему тот чахлый куст, все равно через неделю сам загнется, — гоблин показал в сторону дальнего ряда. — Художникам надо помогать, потому что они когда-нибудь станут знамениты и разбогатеют.

Сурш пробурчал что-то неразборчивое, но исполнил просьбу Кархи. Урр-Бах схватил зелень и заторопился вниз к барашку, чтобы проверить на деле свою идею, которая заключалась в том, что раз большинство современных картин написаны точно по укурке даже знаменитыми эльфами, то и барану не помешает попробовать травки.

В подвале, несмотря на частую уборку, стоял легкий запах овина. Урр-Бах поморщился, не для того он перебрался в Эркалон, чтобы дышать дерьмом баранов. С другой стороны, это небольшая плата за несколько очень дорогих картин. Тролль открыл загон.

— Мемезель, иди сюда, смотри, что я тебе принес. Барашек мемекнул, доверчиво подошел к троллю и ухватил зубами пук травы.

— Ешь все, а то картина получится дешевой, — Урр-Бах присел на кирпичный выступ.

Мемезель быстро съел все угощение и уставился на него бестолковым взглядом надышавшегося травокура. Впрочем, так он смотрел часто, и Урр-Бах решил, что травка еще не подействовала. Выждав полчаса, тролль с сомнением заглянул в глаза барана, щелкнул ему пальцами по рогу и пошел за орудиями художника. Урр-Бах окунул кисть в черную краску, сунул ее в рот Мемезеля и поднес к его голове холст. Баран подался вперед и неожиданно быстро задергал головой, оставляя на холсте замысловатые зигзаги. Потом дернулся вперед, оставив повсюду пятна, и напоследок попытался боднуть Урр-Баха. Тролль посмотрел на результат, специально скосив для этого глаза — кривые зигзаги, разного размера пятна и капли, несколько ломаных линий, — при большом художественном вкусе богачей на картине легко угадывались несколько фигур в комнате, стол и даже кувшин на нем. После пары косяков картина должна была наполниться еще большим смыслом и мистикой. Урр-Бах решил по полной воспользоваться накатившим на барана вдохновением и притащил остальную пару холстов. Мемезель, едва стоя на ногах и пошатываясь, за минуту превзошел раннего Хейлора и юного Тризеля. Потратив на картины оставшиеся силы, баран завалился на пол и закатил глаза, выпустив изо рта кисть. Урр-Бах встревожился не на шутку.

— Мемезельчик, не издыхай, ты еще нужен мне и Эркалону!

Баран захрипел и закрыл глаза. Тролль, немало повидавший в юности разную скотину, потрогал Мемезеля. Бока его чуть заметно подрагивали, ритмично поднимаясь и опускаясь.

— Укурился, бедняга, — Урр-Бах потрепал барашка по голове и решил дать ему прийти в себя. Тролль забрал картины и отнес их в спальню, чтобы никто не задавал вопросов. Потом вошел в кабинет и замер — Бурх, Марсиэль и Кархи, разложив травку на столе, сосредоточенно крутили косяки. Возле каждого из них лежала куча пустых портсигаров.

— Урр-Бах, помогай, — сказал Кархи, набивая косяками роскошный портсигар из красного дерева с гравировкой названия их агентства. Самыми крупными буквами было выгравировано название косяка — "Башня Шутника".

— Я не умею их крутить, да и не хочу, — Урр-Бах сел в свое кресло. — Марсиэль, а ты откуда знаешь, как сворачивать листья?

Эльфийка посмотрела на тролля:

— Кархи научил, сказал, это обеспечит нас деньгами до конца года, даже если я обновлю весь свой гардероб.

— Это он погорячился, — Урр-Бах взял косяк со стола, осмотрел его, вдохнул непонятный аромат. — Любая красивая тряпка сейчас стоит дороже корзины косяков или кучи отличного оружия. Скоро продавцы тканей и швеи станут самыми богатыми в Каэре. Марсиэль рассмеялась:

— Не бойся, мы с Ниррой не разорим вас. — Разве самую малость.

— Кархи, удваивай цену на косяки, — велел тролль.

— Лучше утрою, — гоблин захлопнул набитый портсигар. — Покупатели не обеднеют, да и разойдутся не так быстро.

Цепь, обрядившись в лучшее из своей одежды, сидел в прилично обставленном темном зале "Кирки и бутылки" и лениво пил "Шепот штольни" весьма неплохого качества. Стены питейного заведения были отделаны кусками горных пород, на выступах которых чадили незамысловатые плошки рудокопов. Около дюжины кирок были прислонены к стенам, создавая ощущение перерыва на обед. Едиственное, что было неправдоподобно, так это то, что все кирки были намертво прикреплены к стенам — Карась специально невзначай запнулся об одну из них и чуть не растянулся на полу. Эта предосторожность хозяина наверняка спасла не одну буйную голову от увечья или каторги. Подобная забота о здоровье внушала уважение, и поэтому никто не возмущался конскими ценами на выпивку или еду.

Орхельд, — внезапно разбогатевший гном, — третий день подряд под присмотром Цепи набирался "Сталактитом" за столиком в самом центре зала. Самые дорогие закуски вроде копченой пещерной крысы в меду, пойманной в северных землях, также демонстрировали окружающим новый статус Орхельда. По мнению Цепи, жрать крысу, пусть и пещерную, в Эркалоне не согласился бы и последний босяк, но у богатых гномов свои причуды. Тем, кто не успел разглядеть, что за крысу съел гном и что такое "Сталактит", помогали понять важность Орхельда для мира его дорогущий темно-пурпурный камзол и толстая золотая цепь.

Цепь с одобрением относился к выходкам внезапно разбогатевших эркалонцев. Какая разница, что лакает нувориш, "Сталактит" гномов, "Золотой совет" людей или "Удар бубна" гоблинов, если есть возможность заставить их поделиться легким золотом. Как говаривал отец Цепи, не последний грабитель в Эркалоне, "Большие деньги быстро зарабатывают или воры, или предатели, поэтому, сынок, никогда не трогай бедняков и портовых шлюх, иначе прогневишь духов степи".

Цепь всю жизнь исполнял волю отца и был к сорока годам здоров, сыт и волен как птица, чего нельзя было сказать об Орхельде, тяжело дышавшем от переедания и тяжести золотой цепи. Большое пузо говорило о явном нездоровье гнома. Сосед Цепи, бывший служитель Светлой Девятки, превратно понявший обязанности храмового эконома и изгнанный за это после публичной порки, любил цитировать из священных текстов фразу о том, что когда жрецы начинают копить золото, то боги посылают им плохого эконома или ночного вора, чтобы направить их на правильный путь к вечной благодати. Цепь в последнее время начал задумываться о вечных ценностях, например, о благодати, и понял, что нести ее куда приятнее, чем к ней стремиться самому.

Через час орк проводил гнома до дома, убедился, что красный кирпичный особняк по-прежнему охраняют четверо вооруженных до зубов гномов, которые сменялись каждый вечер. Цепь узнал одного из гномов, тот давно работал в известной охранной компании, она обслуживала только гномов. Дубовая обитая железом дверь и прочные решетки на окнах не оставляли шанса даже самым хитрым домушникам. Затевать схватку с гномами не хотелось, у каждого охранника была добротная двойная кольчуга, шлем, кинжал и короткий меч. По опыту кровавых свалок орк не сомневался, что они потеряют как минимум одного, и еще один-два будут серьезно ранены. Нужно было придумать что-то другое.