Светлана Жуковского - Дети разбитого зеркала. На восток [СИ]

***

... В ту же ночь Фран разглядывала звёзды, лёжа на спине в купеческой повозке, и слушала рассказы собравшихся у костра торговцев о разной нечисти, встречающейся с недавних пор на Дороге.

... В ту же ночь Сет убил двух оборотней, вломившихся в маленькую придорожную гостиницу. Твари, похожие на крупных волков, превратились, издыхая, в красивых отроков и рассыпались пылью.

... В ту же ночь Энтреа получил откровение, из которого узнал имя богини, почитаемой госпожой Ифридой , и то, что богиня назначила ему свидание далеко на Севере, в тёмном лесу у Чёрного Озера.

... В эту ночь Роксахору, молодому царю варваров Глубокой Пустыни, было предсказано, что его армия разобьёт и захватит половину Великой Империи. Сотней непревзойдённых всадников распоряжался Роксахор. Возможно, сотни окажется недостаточно,- задумался с этих пор царь.

...В ту же ночь чьи-то осторожные руки трепетно, как священные реликвии, разбирали и разглаживали грязные размокшие обрывки утерянных Берадом страниц рукописи. Позже их искажённый, переписанный и дописанный текст разойдётся в народе под именем "Листов Саад, невесты Тьмы и матери Дракона"...

... В ту же ночь принцесса Сель рыдала, обнимая колени брата, умоляя сжалиться над ней, слишком слабой, чтобы выдержать весь этот ужас. Ей привиделись демоны у изголовья и в ногах постели. Они тянули к ней руки и звали в царство сладких, сладких снов. "Или пусти нас к себе,- говорили они,- вот увидишь, насколько мы искуснее ваших земных любовников..."

- Это так,- улыбнулся Принц, - и я обещал им свободу. Скоро, сестрёнка, мы будем жить в изменившемся мире. Он должен тебе понравиться.

... В ту же ночь бродячий музыкант с чёрной повязкой на глазах лежал в объятиях молоденькой жрицы Энаны и объяснял ей, что ритуальный разврат есть ложный путь служения богине, что, выбирая неверные формы поклонения, люди искажают облик божества, а порой привлекают совсем не те силы, к которым вроде бы обращаются. Кожа женщины пылала под его прикосновениями, и, конечно же, она во всём, во всём с ним соглашалась...

...В эту ночь Бераду ничего не удалось увидеть в пламени свечи. Но в её свете он прочитал легенду о Разбитом Зеркале. Не то чтобы он никогда не знал её прежде. Но этот вариант держал в руках впервые.

***

Это было давно, в те времена, когда Господь был един, и люди узнавали Его голос, когда Он обращался к ним. Мир тогда был совсем другим, другой была земля, другими моря и горы. И у мира был центр.

Высоко в горах, там, где воздух разрежен и чист, в месте, где небо никогда не затягивается облаками, существовало круглое озеро вулканического стекла, озеро столь совершенной красоты, что невозможно было не признать его священным. Это и было Зеркало. И в этом Зеркале, по преданиям, нескольким праведникам дано было узреть отражение лика Господа нашего Адомерти. Многие паломники искали подобной благодати, но путь в горы тяжёл, их холодный сухой воздух вреден для здоровья, и на полпути большинство сворачивало назад, разумно предпочитая жизнь во славу Господа столь достойной смерти.

К тем же немногим упрямцам, которым доводилось увидеть, как поднимаются над Зеркалом созвездия, отражаясь в его тёмной неподвижной глади как никогда ни в одном из водоёмов, с абсолютной точностью и симметрией - навсегда приходило понимание того, что внизу и вверху - одно, что Царство Божье на земле как и на небе, и что вся земля - Его Зеркало.

Неизвестно, что чувствовали те, кто осмеливался пройти по его прозрачной, бесконечно глубокой тверди. Простое действие становилось мистическим таинством. Душа человеческая переживала в этот момент присутствие Неизъяснимого и становилась на краткий миг словно бы более, чем только человеческой душой.

Но некто по имени Иломас сподобился большего. Однажды Иломас пришёл на берега Зеркала, принёс жертву Господу и остался там жить на целых тридцать лет. Редкие паломники доставляли ему еду и воду. Этого было очень мало, но Господь не оставлял его, поддерживая жизнь в изнурённом аскезой теле. Тридцать лет взывал к Господу Иломас.

Однажды поздно вечером, сидя на берегу, умирающий от жажды и истощения Иломас увидел идущего по Зеркалу человека. Человек шёл вброд по обсидиановому озеру, поднимая рябь на его стеклянной поверхности, и звёзды мелькали в набегающих на берег волнах.

- Господи! - воскликнул праведник и упал на колени.

Ангел нагнулся, зачерпнул воды из озера и плеснул Иломасу в лицо.

- Пей!

- Благодарю, Господи!

И когда отшельник напился и набрал воды про запас, вода снова стала стеклом, а Ангел сидел рядом с ним.

- И зачем? - спросил он чуть погодя.

- Что зачем?

- Для чего ты себя истязаешь?

- Чтобы заслужить твою милость, Господи!

- Её нельзя заслужить.

- Тогда что же мне делать? Всю жизнь я пытаюсь доказать Тебе свою преданность, и, вот я, недостойный, всем сердцем своим, всей душою, молю тебя: окажи мне, Господи, милость.

- Чего ты хочешь?

- Будь со мною, Господи.

- Я всё это время был с тобой.

- Дозволь мне видеть Тебя во всей Твоей силе и славе, лицом к лицу, чтобы узнать тебя так, как просит сердце моё, знать наверняка, знать воистину, Господи.

- Это невозможно.

- Есть ли что невозможное для Тебя, Всемогущий?

Ангел с досадой хлопнул себя по колену.

- Сотня грешников не стоит одного праведника, если нужно оказать дурную услугу миру. Будь по-твоему. Но, может, ты согласишься взглянуть на меня со спины?

- Не отворачивайся от меня, прошу. Я готов умереть пред Твоим лицом.

- Ты бы сгорел, даже не успев его увидеть. Ох, дитя, есть причины, по которым я не могу тебе отказать. Что ж, смотри.

И страшное костлявое дитя, опутанное, как коконом, собственной бородой, увидело вот что:

Столб ослепительного света встал над озером. Было непонятно, упал ли свет сверху или шёл из самых глубин. Ангел подобрал с земли малый камешек и швырнул его в свет. Стеклянный монолит содрогнулся с протяжным низким гулом и распался на семь кусков, разделённых глубокими, расходящимися веером трещинами. На краях осколков заиграла радуга, как это бывает на очень прозрачном льду.

Белый свет вспыхнул огромной, обжигающей зрение молнией и разделился на семь цветных столбов, над которыми царственным венцом распростёрлось радужное сияние, невиданное прежде в здешнем сухом и разреженном воздухе.

Огненные столбы приобрели человеческие очертания, а несколько позже и лица.

Иломас не мог определить выражения лиц,- так дрожала вокруг фигур раскалённая атмосфера, но заметил, что с одной стороны лица были мужские, с другой - женские. Лишь фигура посередине оставляла сомнения на этот счёт, словно примеряя на себя поочерёдно то женственность, то мужественность.