Анна Алмазная - Телохранитель [СИ]

— А тот, кто напал на Армана?

И тут Кадм не совсем был уверен. Вспомнил он короткий, но действенный допрос. Вспомнил взгляд твари, принявшей истинный облик, вроде человеческий, а устрашающий… обтянутый серой кожей череп, никаких волос, даже ресниц и бровей, безгубый, уродливый рот. Да и сам он был уродлив… выпирающие кости, ни следа мускулов, слишком темная, почти черная кровь, струившаяся по землистой коже… такой не должен был жить… а жил же как-то.

Это не похоже на человека. У этого не было собственной ауры, лишь окутывающая его темная и неприятная муть. Рядом с этим становилось брезгливо, будто рядом со зловонной лужей. И даже кожа его по запаху напоминала запах тины…

Маг сильный, ум — как у двулетнего ребенка. Может, раньше было чуточку получше, пока над ним недавно кто-то не потрудился. Усиленно потрудился, стирая даже самые неважные мелочи. Потрудился тот, кто отдал эту тварь в их руки.

Сознательно отдал, будто издевался.

И пытай, не пытай это убожество, а все равно ничего от него не добьешься. Даже удовольствия никакого, ведь в бесцветных глазах не отражалась боль… и в ауре не отражалась, будто твари было все равно…

Потому Кадм убедился, что пленник от них никуда не денется, сам зачаровал его цепи, так, чтобы никто их не снял кроме Кадма, и отдал Майку. Пусть дознаватель поизучает, в книжечках своих поищет, авось чего и найдет.

И либо даст способ, как таких вылавливать, либо успокоит всех, что таких совсем мало и на их век больше не хватит…

Может, и хорошо, что принца запрут в Виссавии. Там богиня не даст ему умереть… потому что не даст умереть Рэми. Но кто эту богиню знает…

После той истории с Алкадием, Кадм ни в чем не был уверен.

Впрочем, выбора у них особого нет. А нет выбора, так и разговаривать не о чем.

— Я хочу быть при разговоре с Рэми, — сказал он, понадеясь, что Мир не откажет. И не отказал:

— Я позову тебя, — ответил принц. — Всех вас позову. А теперь Тис останется со мной, остальные можете идти. Я пойду отдохну… немного.

— Да, мой принц, — поклонился Кадм.

Как он дошел до своих покоев, он уже не помнил.

***

Тьма рассеивалась, сдаваясь перед наступлением нового дня. Мягко хрустел под ногами вереск, клубился вокруг густой, как молоко, туман, манил свежестью и запахом мокрой земли березовый лес.

Рэми закрыл глаза и вдохнул полной грудью. Тут не было места человеку. Тут не было места сомнениям или страхам… Тут грело солнце землю днем и ночью манила мертвенным светом луна… и свет просвечивался через тонкие березовые листья.

Лес… родной лес, среди которого Рэми вырос. Лес, где он так долго не был.

Рэми обернулся, посмотрел на брата и сказал едва слышно:

— Ты уверен?

— Почему бы и нет? — усмехнулся Арман.

Двинулся вперед и выскользнул из вороха белоснежных одежд уже зверем. А Рэми… Рэми посмотрел на столь неуместного здесь, замершего в ожидании белоснежного в черных пятнах зверя и почувствовал вдруг внутри жажду. Жажду свободы и быстрого бега.

— Мой архан, не сопротивляйся своим желаниям, — сказал стоявший за его спиной Нар. — В них нет ничего плохого. И боль… боль оставит тебя, а лес успокоит.

Успокоит… Рэми вслушался в лес, использовал свою власть заклинателя. Слился с ним в одно целое, и, превратившись в зверя, вбежал в тень папоротников. И знал, что брат бежит следом…

Этот лес не был похож на привычные. Стволы деревьев стояли так часто, что сложно было бы между ними пройти, а сплетение густых ветвей крало солнечный свет. Скользили меж ветвей гибкие тела змей, раздавалось едва слышное шуршание, шипение, да и сам лес приглядывался голодным, вечно жаждущим крови взглядом. Но тронуть его не смел.

Магия… тут полно магии. Не такой, к какой он был привычен. Темной, тягучей и слегка горьковатой, но, боги, эта была магия!

Амулет на груди нагрелся до почти нестерпимого жара, побежали по спине струйки пота, но он был счастлив! Он вбирал в себя, вбирал чужую силу, вслушивался в стон магического леса, в предсмертный хрип его обитателей. И не мог остановиться…

Не имел права останавливаться.

Еще пару дней еды… и он вернется в Кассию. И тогда, наконец, наследный принц умрет, а гордая Виссавия зальется скорбными слезами…

Ее наследник. Ее гордость. Ее любимое дитя, в глазах которого светилось сияние силы. Чистой, белоснежной…

Он никогда не станет вождем. А потом… потом Алкадий доберется и до самой Виссавии… скоро, видят боги, совсем скоро.

***

Книг было много. По мнению Армана, слишком много: уходящие под самый потолок стеллажи были заставлены толстыми томами, каждый из них в аккуратной кожаной обложке с золотым тиснением. И среди них редкие, магические, каких не сыщешь даже в библиотеках замка. Надо бы уговорить Лерина разрешить Майку пользоваться этой библиотекой, только вот заклинатель вряд ли согласиться. Он вообще не любил никого пускать в свои покои, потому-то Арман и удивился, что его позвали сюда… впрочем, понимал, что вряд ли к Лерину…

Между стеллажами у окна стоял небольшой письменный стол, на нем: округлый, переливающийся мягким светом светильник, пучок перьев на подставке и аккуратно сложенная бумага с витиевато выведенной буквой "Л" в нижнем правом углу. И совсем неуместная здесь ваза с только что очищенной морковкой.

За столом удобно устроился в кресле раздраженно листающий книгу Миранис. Опять прячется от людей отца и не хочет идти на совет: хоть что-то не особо меняется. И даже магия повелителю тут не поможет: замок слушает наследника так же, как и Деммида, и выдавать его не спешит… разве что телохранителям. А телохранители, в свою очередь, принца на совет идти не заставят. А зря.

— Успокоился? — спросил принц, грохнув фолиант на стол и подняв небольшое облачко пыли. И пыль-то тут, интересно, откуда? — Боги, нудно-то как!

Арман мягко подошел к столу. Нет, он не успокоился, и, наверное, уже никогда не успокоится. Но принцу об этом знать не обязательно. Арман бросил короткий взгляд на книгу, прочитал на обложке "Пособие по выращиванию драконов" и низко поклонился:

— Да, мой принц.

— «Да, мой принц», — передразнил его Мир, выбирая из вазы морковку посочнее. — Иногда ты забываешь, что я твой принц. И временами это даже забавляет: поклонов и «мой принц» мне и без тебя хватает.

Арман отлично уловил это «временами», как и то, что принц не предложил ему, по обыкновению, сесть, а заставил торчать у стола, как какого-то придворного. Ставит на место? Пусть попробует, если сумеет.

И в то, что принц любит дерзких, он тоже не верил. С тех пор, как девять лет назад его, пятнадцатилетнего подростка, вызвали во дворец, он не уставал поражаться своему ровеснику-принцу — детская непосредственность, что так и норовила смениться опасной жестокостью.