Анна Алмазная - Исповедь [СИ]

– Тебе не противно? – спросил он, вновь опустив голову.

Он боялся на меня смотреть, а все равно говорил… страшные слова говорил:

– Если противно, я пойму. И уйду. Ты только скажи.

Знал бы он… насколько мне было не противно. Я понимал, что мои чувства не в тему, но не мог удержать невольной дрожи. Молодой парень передо мной. Идеально вылепленное тело танцора, плавные, гибкие движения, перекатывающиеся под кожей кубики пресса. Хорошо, что я сидел. Стоять бы я сейчас, наверное, не смог – колени не держали.

– Нет, – честно ответил я.

И, сам не зная почему, добавил:

– Не вини Петра. Он боится, понимаешь?

– А ты что понимаешь?

– Я такой, как и ты.

– Такой? – Игорь медленно поднял голову, и в тусклых глазах его появился огонек жизни.

И я понял, что надо делать. Или чего не надо, сложно сказать. Я просто встал, подошел, притянул его к себе и поцеловал, несмело, неловко, будто и целоваться не умел. Игорь замер на миг. И когда его глаза вспыхнули желанием, когда он прижался ко мне, вплел пальцы в мои волосы и впился в мои губы жарким поцелуем, я не поверил, что все это реально. Он хотел в этот миг быть любимым. Я хотел искупить вину. За себя, который не вмешался, за сверстников, которые втоптали его в грязь. На наш долбаный, криво устроенный мир. Мать твою! Я не виноват, что я такой, какой есть! Он не виноват!

– Возьми меня, – прохрипел Игорь, когда я нашел в себе силы оторваться от его пухлых губ.

Я великолепно знал, что нельзя, но не мог и не хотел отказывать. У меня крышу снесло. Я схватил его за руку и, втащив в спальню, швырнул на кровать, срывая с него полотенце. Я оторвался от него на миг, чтобы стянуть через голову футболку и с облегчением услышал его разочарованный стон. Я жадно пил сладость его губ, одновременно подготавливая его к продолжению. Я пытался быть нежным. Я боялся, страшно боялся его ранить и в то же время страстно его хотел. Я бы не зашел в тот день дальше касаний и поцелуев, но Игорь убивал меня своей страстью, цеплялся в меня, как в последнюю соломинку, плакал и умолял поторопиться. Если б я был постарше и поопытнее…

Но прошлое не терпит слова «если».

Я жалею и не жалею о том, что произошло той ночью. Наверное, так должно было быть. Наверное, именно моя ошибка спасла тогда Игорю жизнь…

А мне испоганила. Впрочем… глядя на все это с перспективы сегодняшнего дня, может, оно и к лучшему».

Телефон опять зазвонил вовремя, как будто чуял, что на сегодня я закончил. Я опустил крышку ноутбука и с удивлением посмотрел на стоявший на столике чай. И когда Игорь только принес? Уже успел остыть. Сам Игорь лежал на диване, свернувшись клубком, а Аврора сидела у его бока, посматривая на меня злыми, поблескивающими в полумраке глазками. Мол, не лезь, цапну.

Лезть я и не собирался. Я поднял трубку, услышал уже выученное наизусть, пьяное и едва слышное:

– Забери меня.

– Откуда тебя забрать?

– Бар на площади.

И вновь раздраженные гудки. Повесил трубку.

– Ты дурак, – сонно сказал Игорь. – На черта он тебе, если у тебя есть я?

Я выключил компьютер. Подойдя к дивану, посмотрел с грустью на Игоря, погладил его светлые волосы, и, поцеловав в лоб, спокойно ответил на удивленный взгляд:

– Может, проблема в том, что и тебя у меня нет? И никогда не было?

А потом встал и направился к выходу.

«Забери меня». Четвертый вечер подряд, Саша, ты заливаешь свой страх или свое горе, я уж и не знаю, в баре у площади. Четвертый вечер подряд звонишь мне ночью и пьяно просишь забрать. Почему мне звонишь? И почему я, как осел, послушно отвожу тебя в общежитие, сую вахтерше купюру, чтобы пропустила, тащу тебя на второй этаж.

В коридоре мелькает сдыхающая лампочка и жужжит так противно. И на душе у меня противно. Твоя дверь, как назло, последняя. Ты тихо хихикаешь, когда я прислоняю тебя к стене, поддерживая плечом, и поворачиваю ключ в замке. На счастье, ты живешь один. Доплачиваешь за комнату, чтобы к тебе никого не подселяли. Когда я тебя сюда притащил в первый раз, ты ржал, что так лучше баб трахать.

Ты разрываешь мне сердце, сволочь, со своими бабами. Пьяно что-то бормочешь, когда я швыряю тебя на кровать. Пытаешься лягаться, когда я стягиваю с тебя ботинки и носки. Называешь извращенцем, когда расстегиваю ремень и снимаю с тебя штаны. Ты прелестен, раскрасневшийся от вина, в длинной рубашке, едва закрывающей стройные бедра. И податлив почему-то, и больше не обзываешься, лишь смотришь как-то странно, и кажется, что через туман алкоголя просачивается в твоих глазах какой-то потаенный смысл. Бред! Я расстегиваю на тебе рубашку, стягиваю ее с твоих плеч и вешаю на плечики. Кутаю тебя в одеяло, провожу пальцами по светлым волосам, вспоминая, как ты таял от моего поцелуя. Единственный раз.

Ты красив, любовь моя. Красив и желанен. Легкий поцелуй в висок – это единственное, что я могу себе позволить. Спи…

Сегодня почему-то иначе. Сегодня ты улыбаешься во сне и шепчешь:

– Паша.

Мать твою так! Хватая куртку, я выбегаю в коридор, захлопывая за собой дверь и от души долбанув кулаком в стену. Я тебе что, игрушка?

Глава 3

Лил ливень. Без зонтика, с непокрытой головой, я несся по улицам и ругал Сашку на чем свет стоит. Он мне отказал, отказал же, так почему зовет каждую ночь, как напьется? Какого черта он вообще каждую ночь пьет? И какого черта я каждую ночь к нему? Нахрен все! Забыть, послать!

Дома я бросил мокрую куртку на пол и посмотрел на прибежавшую к двери Аврору так, что даже тявкнуть на меня она не посмела. Лишь поджала трусливо хвост и скуля от страха спряталась под шкаф.

– Паша? – появился в дверях Игорь.

Я пнул ногой пуфик, прошептал:

– Отвянь от греха подальше! – и пошел в ванную переодеваться.

Холодный душ ни хрена не помог. Злой как черт, я влез в сухие джинсы, пригладил мокрые волосы ладонью и намеревался было пойти в спальню, как путь мне преградил невозмутимый Игорь.

– Друг, давай выпьем! – сказал он, покачивая в руке бутылку водки, и прозрачная густая жидкость ласково лизала запотевшее стекло.

С собранными в хвост волосами, с искренней, веселой улыбкой на пухлых губах он так походил на давнего мальчишку, мою первую, вдребезги разбитую любовь, что мне аж до боли захотелось к нему притронуться, убедиться, что он настоящий.

Только настоящей была дикая боль в груди. И злость. На Сашу, на себя, недоумка. Надо было послать его в первый же день, когда получил ночной звонок. И пусть себе валяется на улице, пусть его даже обкрадут, мне-то что? Может, протрезвел и поумнел бы! Или другому бы кому позвонил – что у него друзей мало? А подружек еще больше…

При мысли о той «другой» или, еще хуже, «другом», который будет к нему прикасаться, стало еще более невыносимо. И я принял рюмку, участливо протянутую Игорем. Охмелел в один миг, пить я никогда не умел, докачался до дивана и, рассевшись на мягкой обивке, потребовал еще. И потом еще. И еще. А Игорь только и рад стараться.