Василий Криптонов - Эра Огня 4: Костёр в ночи [СИ]

— А вот теперь, Лореотис, — вздохнул я, пододвинув к себе вновь наполненный стакан, — о самом грустном…

Они все стояли и смотрели на меня, раскрыв рты. Все четверо (Талли, наконец, выползла из ванны и присоединилась к остальным, закутавшись в полотенце).

— Твою. Мать, — первым пришёл в себя Лореотис. — Придурок, да ты что, вообще рехнулся?

— Подумаешь, факел, — буркнул я, глядя на свои руки, сцепленные на столе.

— Это, сэр Мортегар, не просто факел, — тихо сказала Акади. — С помощью таких факелов в древности даже мёртвых воскрешали…

Я вспомнил оживающих болотных утопленников из своего сна, и мне сделалось не по себе, но я подавил дрожь.

— И ещё создавали непобедимых големов, — добавила Алмосая.

Я прикусил губу, стараясь сдержать дрожь.

— А ещё, — сказал Лореотис, — их забивали в задницы всяким идиотам с дырявыми руками.

— Фу, какая вульгарность! — возмутилась Алмосая. — Такого не было.

— Нет? А… Ну простите, значит, это из будущего видение.

— А скажите… — Я судорожно сглотнул, так и не решаясь поднять глаза. — Насколько непобедимым будет голем, если его создать при помощи факела, на котором не обычный огонь, а Искорка?.. Если у него, скажем, факел горит прям в голове, так, что аж глаза светятся? Я… Я просто так спрашиваю, из чистого интереса.

Акади и Алмосая в ужасе переглянулись. Талли выразительно откашлялась. А Лореотис вдруг вскочил со стула, схватил меня за отвороты плаща и прижал к стене.

— Да ты хоть соображаешь, идиота кусок, что умудрился опять на ровном месте устроить, а? — заорал он мне в лицо. — Ты, безмозглое сущ…

Он как-то резко осекся, задрав голову. Я опустил взгляд и увидел лезвие ножа, замершее у него под кадыком.

— Всё высказал? — послышался голос Натсэ. — А теперь медленно разожми пальцы. Руки подними, чтоб я их видела. Вот так, рыцарь. Запомни на будущее: есть только два человека, которые имеют право прикасаться к нему.

От того, каким тоном она говорила, даже мне сделалось не по себе. Это был холодный, ледяной тон убийцы, для которого лишить человека жизни — это слегка шевельнуть пальцами, не больше.

А вот Лореотис взял себя в руки на удивление быстро. Он усмехнулся и, когда Натсэ убрала нож, повернулся к ней.

— Ты ведь ему больше не телохранитель. Забыла?

— Я его жена. Это гораздо страшнее.

— Да уж, напугала. Простите мне этот неприятный запах.

Натсэ напряжённо хихикнула. Лореотис вдруг широко развёл руки в стороны:

— Ну иди уже сюда, Убивашка. Сто лет не виделись. Тогда, у алтаря, я уж не знал, что и подумать, пока ты свой фокус не отмочила.

И они обнялись, как ни в чём не бывало. Как будто не было этого ледяного тона и ножа у горла.

Я поправил плащ, посмотрел туда, где, съёжившаяся и смущённая, стояла Авелла в своём домашнем платьице. На неё никто не обратил внимания, чему она была, казалось, только рада. Но вот мой взгляд заметила Акади. Она повернулась к дочери и тут же шагнула к ней. Авелла попятилась, но упёрлась в стену, и мать наконец настигла её. Обняла, о чём-то заговорила… Я вздохнул с облегчением. Кажется, что-то у нас тут налаживалось.

— Обалдеть, — сказала Талли, приблизившись к Натсэ, которая как раз отстранилась от Лореотиса. — Я даже не заметила, как ты появилась. Вот это скорость! У тебя точно только одна печать?

— Точно. — Натсэ показала ей печать Земли на тыльной стороне ладони. — Я просто с детства тренируюсь быстро убивать.

— Круть, — покачала головой Талли. — Напомни, мы с тобой не пили вместе?

— Нет. Если не считать того прощального ужина, перед которым ты сняла с меня ошейник.

Талли покраснела. Воспоминание нелегко ей далось.

— Н-да… Прости, я…

— Мне тебя не за что прощать, я, как видишь, всем довольна. Если хочешь простить саму себя, то я не возражаю.

Талли глубоко вздохнула и улыбнулась:

— Нам всё-таки нужно вместе выпить. Жаль только денег нет, а у Лореотиса эта бутылка последняя. Впрочем, у него каждая бутылка последняя. Я даже начинаю подумывать, что он привирает…

— Полегче, «два в одном». — Лореотис подошёл к столу и любовно положил руку на бутылку. — Рыцарь никогда не врёт.

— У нас денег тоже не густо, — сказала Натсэ, стрельнув глазами в мою сторону. — Так что лучше как-нибудь по…

— О! — воскликнул Лореотис. — Раз пошла такая пьянка…

Он достал свою знаменитую сумку из-под стола и поставил на стол. Порылся там (я готов был поклясться, что услышал звяканье бутылок) и достал свёрнутую в несколько раз тряпку. Бросил её мне.

— Угадай, что я перед уходом забрал из твоей комнаты в башне во дворце Искара?

У меня дрогнуло сердце. Дрожащими руками я развернул тряпку… Да, сомнений быть не могло.

Дурацкий плащ с рукавами я переместил в Хранилище, не задумываясь, и набросил на плечи свой плащ. Свой настоящий, исконый плащ, тот самый, который носил с самого попадания в этот мир. И белая руна, вышитая Авеллой, оказалась на месте. Шагнув к столу, я запустил руку под плащ и, схватив за ручку, дёрнул её на себя. Глухо стукнул по столешне увесистый сундук. Я откинул крышку, и столовую, как в мультике, озарило испускаемое золотом сияние. На глаза навернулись слёзы. Так могло везти только конченым идиотам!

— Натсэ… — тихо, с восторженным придыханием, сказала Талли. — Теперь нам с тобой придётся напиться. Отговорок я не приму.

— Мне их, кажется, и не найти… — в тон ей отозвалась Натсэ.

Чувство было странное. Как после Нового года, когда время на улице словно остановилось, ты весь такой полусонный, а в квартире полно каких-то непонятных родственников. К нам вечно приезжали тётушка с дядюшкой, другие непонятные одинокие люди — симулировать праздничное веселье.

Сейчас, безусловно, было лучше, потому что вместо непонятных родственников были понятные друзья. Ну, за исключением Талли. Её можно было назвать непонятной родственницей.

— Мо-о-орти! — Она, устроившись на подлокотнике моего кресла, по-кошачьи ткнулась макушкой мне в скулу и потёрлась. — Не будь таким злым, возьми меня с собой. Ты ведь не знаешь, что я люблю.

— Не надо тебе светиться, — возражал я. — Если Асзар узнает, какая толпа магов сюда прибыла…

— Он будет очень страшно шипеть, — сказал Лореотис, бережно выливая в стакан последние капли дистиллята.

— Он нас сдаст, — не выдержав этого раздолбайства, прикрикнул я и даже кулаком по подлокотнику стукнул. Вернее, хотел стукнуть по подлокотнику — попал по ноге Талли.

Она вскрикнула, я в испуге посмотрел на неё. Несколько секунд на её лице отражалась страшная борьба. Талли пыталась решить, стоит ли ей разреветься, врезать мне в ответ, или же высокомерно проигнорировать инцидент. Победило четвёртое: