Мелисса Бродер - Рыбы [litres]

Телефон я включила в полдень. От Гаррета не было ни слова, но зато от Адама прилетело целых двенадцать сообщений.

беспокоюсь о тебе!!! обязательно бы навестил в больнице но я в тихуане

я в порядке , – написала я, – правда

пришли фотки крови. голая с кровью!

Джейми тоже написал, спросил, как и что.

Я отправила три разных ответа:

люблю калифорнию!

еще скучаешь по мне?

умираю

Все три были ни о чем. Кроме, может быть, третьего. Проблема с ИМП временно потеряла остроту, но покоя не давал Гаррет. Мысленно я снова и снова прокручивала прошлый вечер. Странным образом события и ощущения представлялись более красочными, яркими и глубокими, чем было на самом деле: вагина влажнее, член толще, стоны искреннее. Я вспомнила его язык и подбородок, и на глаза навернулись слезы. Что же все-таки случилось? Почему он не хочет меня? Я легла спать, положив рядом поставленный на вибрацию телефон, но толком так и не уснула. Просыпалась каждый час, смотрела, не пропустила ли что-нибудь. А потом решила, что, наверно, стоит вернуться в группу.

Взгляды, которыми встретили меня в группе, выражали откровенное презрение и как будто говорили: ну мы же знали, что ты вернешься. Вообще-то все мне даже обрадовались; а я подумала, что для них чем больше таких же чокнутых, тем лучше. Значит, они не так уж и одиноки, а на фоне некоторых не такие уж и чокнутые. Я-то считала себя нормальной по сравнению с ними. Да, может быть, с обсессией, с этим своим тараканом, но я же не поджидала Гаррета за дверью его офиса. Ничего подобного. И тем не менее все в группе вполне себе неплохо поживали.

Куриная Лошадь с гордостью трубила о своих победах. Этим утром она обнаружила в припаркованной на солнцепеке соседской машине двух запертых собак и предприняла меры по их спасению.

– Напустила на этих живодеров службу защиты животных.

Когда защитники прибыли, соседи, которые всего лишь относили в дом пакеты с покупками, были вне себя от злости. Они колотили ей в дверь и поносили последними словами.

– Думаете, на меня это подействовало? А вот и нет. После того как меня выселили, я чувствую себя обязанной – как жертва – защищать всех других обиженных существ.

Брианна, выглядевшая так, словно только что закачала в лоб свежего ботокса, познакомилась с каким-то мужчиной на ОкCupid – новом для нее поле. Они даже сделали большой шаг вперед, перейдя от обмена эсэмэсками к переписке посредством электронной почты.

– Конечно, сейчас он в Европе – по делам, – мягко пояснила она, выгнув брови, как ребенок, наблюдающий за пролетающим гусиным клином. – Но сказал, что хочет сразу по возвращении встретиться со мной. Лицом к лицу. В настоящем ресторане. И я думаю, что пойду.

Я решила типа сознаться и рассказать о двух своих свиданиях. О том, что ходила к Адаму домой, смотрела, как он мастурбирует, и как мы с Гарретом трахались на полу в туалете, говорить не стала. Просто сказала, что вот так и так, встречалась с двумя парнями.

– Первый был неприятный. Меня это не пугает – сама решаю, что делать.

– Если он неприятный, зачем ты с ним встречалась? – закудахтала Куриная Лошадь.

– Я же не знала заранее, что он такой. Мы договорились о свидании по Интернету.

– А другой? – спросила доктор Джуд.

– Вот с ним-то у меня проблема. Он не неприятный. Но он, так мне кажется, забраковал меня потом. Так что я сейчас совсем не знаю, что делать. С Джейми у меня такого не было. Но все плохо.

– М-м-м. – Доктор Джуд отпила чаю. – Что ты надеялась получить от этого свидания?

Я заметила на ее левой руке несколько тибетских браслетов с бусинами. Интересно, сколько их она соберет, прежде чем достигнет просветления.

– Не знаю. Вообще-то я об этом не думала. Просто хотела повеселиться. Ну, знаете, развеяться.

– Не похоже, чтоб ты так уж позабавилась, – сказала Сара, предлагая мне банановые чипсы.

Я отказалась. Но она была права.

– Может, не люблю веселиться.

– Ну уж нет, веселиться ты любишь. Да и кто не любит? Просто ты пока еще не понимаешь, в чем твое веселье. Я сама много всякого перепробовала, прежде чем нашла свое, то, что мне по душе. В мастерской сейчас начались уроки импровизации, и оказалось, это то, что надо. Такое чувство, что это привлекает моего внутреннего ребенка.

Меня едва не передернуло от раздражения. Да ведь хуже уроков импровизации и нет ничего. Разве что вечера открытого микрофона.

– А еще нравятся эфирные масла, – продолжала Сара. – Это такая форма самопомощи. Каждый вечер я натираюсь смесью домашнего приготовления – с розой, с бергамотом, с ладаном. Наношу на шею, плечи…

И на ноги, наверно, подумала я.

– Мне нравится устраивать себе художественные свидания, – поделилась Брианна, сидевшая все это время с неподвижным лицом. – Только я одна. Музеи, кино… В креативной обстановке проникаешься вдохновением и чувствуешь, как становишься ближе к себе. А потом я обычно обедаю в каком-нибудь приличном месте и обязательно беру десерт.

Все это звучало офигительно занудно. Становиться ближе к себе у меня не было ни малейшего желания. Скорее уж наоборот.

– Думаю, я тоже могла бы так, – сказала я.

– А вот и не сможешь, – с вызовом бросила Сара. – Попробуй вывести себя на свидание!

Проверив после терапии телефон, я увидела, что звонила Клэр.

– Можешь встретить меня в «Pain Quotidien»? – спросила она. – Я просто умираю.

– Конечно.

Придя туда, я обнаружила ее в уголке обливающейся слезами над плюшкой с миндальной пастой.

– Между нами с Трентом действительно была связь. Я это чувствовала. Мне нравилась вся эта штука с полиаморией, думала, смогу держать все под контролем. Ни к кому не приклеюсь, ни по ком с ума сходить не буду, со всеми одинаково ровно. И вот – ничего из этого не вышло.

– Трент – это который?

– Пожилой, с «хвостиком».

– Да пошел он. Вот идиот. Тебе ж лучше. Знаешь, кто еще в его годы носил «хвост»? Тот жутковатый парень, что приходил в библиотеку и просиживал по двенадцать часов в день. Не бездомный, в приличной обуви, но весь день только и делал, что пялился на студенток. Я поначалу жалела его, потому что он старый и иногда приносил с собой суп, а знаешь, нет ничего печальнее, чем видеть, как старик ест суп в одиночку. Но потом его поймали в женском туалете. Оказывается, он просидел там, спрятавшись, несколько часов. Звали его Рон. Вот и этот, как его, Трент, тоже такой. Такой же семидесятилетний Рон, с «хвостом», которому б только прятаться в женском туалете да принюхиваться. В следующий раз, как вспомнишь, назови его про себя Роном.

Вроде бы я хорошо с ней поработала, но Клэр только еще сильней расплакалась.

– От этого только хуже. Что вот такой смог меня отвергнуть.